Честь самурая [Эйдзи Ёсикава] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (496) »
Каждый раз, когда мать Хиёси наведывалась в кладовую, она впадала в глубокое отчаяние. Зачем бы она ни шла – за соленьями, за зерном или за дровами, – что-нибудь непременно оказывалось на исходе. При мыслях о будущем ком подкатывал к горлу. У нее было только двое детей – шестилетний Хиёси и девятилетняя дочь Оцуми, – и оба, понятно, еще не могли по-настоящему ей помочь. Муж, искалеченный в бою, все время неподвижно сидел у очага и глядел в одну точку под висящим чайником, даже летом, когда в очаге не разводили огня. «И эти вещи… Хоть бы они сгорели», – думала она. В сарае у стены стояло копье с черным дубовым древком, над ним висели шлем пешего воина и нечто, похожее на часть старых доспехов. В дни, когда ее мужу доводилось воевать, это снаряжение было самым ценным его достоянием. А сейчас оно было покрыто пылью и ни на что не годно, подобно своему хозяину. Она каждый раз при виде оружия и доспехов содрогалась от отвращения. Мысли о войне леденили ей душу. «Что бы ни твердил муж, мой Хиёси никогда не станет самураем», – решила она для себя. В пору сватовства Киноситы Яэмона она считала, что самурай – самый достойный жених. Небольшой дом в Гокисо, в котором она родилась и выросла, принадлежал самурайскому роду, и хотя Яэмон был всего лишь пешим воином, он входил в число соратников Оды Нобухидэ. Когда они стали мужем и женой, дав обет «нажить тысячу коку риса», оружие и доспехи служили символом их надежд, более важным, чем домашняя утварь, которой ей хотелось обзавестись. Ныне эти бессмысленные предметы, без сомнения, будили воспоминания о счастливой поре их супружества. Как далеки юношеские мечты от действительности. Суровая участь подтачивала мать Хиёси под самый корень. Ее муж стал калекой, не успев прославиться в бою. Поэтому он вынужден был уйти со службы у князя. Первые полгода они едва смогли прокормиться, и в конце концов Яэмону пришлось заняться крестьянским трудом. Сейчас он уже не способен даже на работу в поле. Пришлось женщине взяться за дело. Прихватив с собой обоих детей, жена Яэмона собирала листья шелковника, пахала, молотила просо, ежедневно борясь с нищетой. Но что же дальше? Много ли сил осталось в ее тонких руках? При мысли об этом на сердце становилось холодно, как в пустом амбаре… Она с трудом собрала еды на ужин – просо, немного сушеной редьки. Ей не исполнилось еще и тридцати, но тяжелые роды Хиёси придали ее коже цвет неспелого персика. – Хиёси, я тут. Хиёси помчался на голос матери и ухватил ее за руку, в которой была бамбуковая корзинка с едой. – Сегодня я встретил на берегу одного твоего знакомого! – Кого же? – Самурая! Като, а дальше забыл. Он сказал, что знает тебя, и передал тебе поклон. Он положил руку мне на голову! Он долго со мной говорил! – Это, верно, Като Дандзё. – Он был с целым войском! Они возвращались после сражения. И конь у него отменный! Кто он? – Дандзё живет неподалеку от храма Комёдзи. – Правда? – Он помолвлен с моей младшей сестрой. – Как это – помолвлен? – Что ты пристаешь? – Я просто спрашиваю. – Они собираются пожениться. – Значит, он станет мужем твоей сестры? – Хиёси необычайно обрадовался этой новости и рассмеялся. Мать, глядя на его хищную ухмыляющуюся мордочку, поневоле сравнила сына с беспокойным зверенышем. – Мама, у нас в амбаре лежит такой большой меч, да? – Ну меч. На что он тебе? – А можно я возьму его? Он такой старый! Папе он все равно не нужен. – Опять играть в войну? – А что в этом плохого? Можно? – Нет! Ни в коем случае! – Но почему? – Сам подумай, что скажут, если сын крестьянина начнет расхаживать с мечом. – Но ведь когда-нибудь я стану самураем! – Хиёси топнул ногой, как ребенок, которому не дали игрушку. Он понял, что просить бесполезно. Мать поглядела на него, и слезы навернулись ей на глаза. – Глупенький! – обругала она его и, неловко стерев слезы, потащила за руку. – Хоть немножко помоги сестре, воды принеси! – Нет! Нет! – сопротивлялся Хиёси, упираясь пятками в землю. – Нет! Ненавижу тебя! Дура! Ни за что! Мать настойчиво тянула его за руку, но в этот миг из окна, занавешенного бамбуковой циновкой, послышался кашель и потянуло дымком из очага. Услышав голос отца, Хиёси сразу же понурился и примолк. Яэмону было под сорок, но, обреченный прожить остаток дней калекой, он обладал резким, хриплым голосом мужчины за пятьдесят. – Вот пожалуюсь отцу, что с тобой нет сладу! – Пальцы матери разжались. Хиёси закрыл лицо руками и тихонько заплакал. Глядя на маленького мальчика, дерзкого не по годам, мать сокрушенно думала о том, что из него вырастет. – Онака! Почему ты опять кричишь на Хиёси? Зачем воевать с собственным сыном да еще и плакать? – спросил Яэмон из-за окна болезненно-раздраженным тоном. – Тогда сам накажи его! – укоризненно возразила Онака. – За что же? –
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (496) »
Последние комментарии
1 час 4 минут назад
1 час 18 минут назад
2 часов 26 минут назад
13 часов 44 минут назад
14 часов 2 минут назад
14 часов 26 минут назад