Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
градоправителя?
— Долго ли будем мы лишены сей невинной радости?
— А может и ризы-то у него вовсе не светлые?
— А может и сам-то он — гунявый?
Чем, ясно, и производили изрядное потрясение основ краснобожских.
Иван Петрович, будучи, невзирая на внешность, человеком рассудительным, некоторое время колебался в выборе меры воздействия между испытанными брандспойтами пожарной команды и лаконическим приказанием:
— По улицам не ходить, рук не воздевать и почти полным голосом не возглашать!
Но услышав совет своей супруги, рыхлой и явно беспартийной дамы со склонностью к разложению, решил последовать голосу женственности:
А женственность присоветовала:
— Устроил бы ты, душенька, лучше вечеринку для красного цвета здешнего общества.
Иван Петрович сначала было закудахтал:
— Куда там! Куда нам вечеринку!
И затряс хохолком.
Но впоследствии задумался.
— А ведь пожалуй, душенька, куда как хорошо… Вечеринку-то… Сойдемся, так сказать… Познакомимся… То да се… Провентилируем… Согласуем… Увяжем… Углубим… и вообще…
Супруга Иван Петровича одобрительно качнула бюстом:
— Вот и я, душенька, говорю: согласуешь, увяжешь, углубишь.
На том товарищ Изобретательный и порешил: легче-де в домашней, радушной и гостеприимной обстановке воздействовать. А то — брандспойты! Приказы! Экая Изотермовщина!
И собрался цвет Краснобожского общества на домашнюю вечеринку к своему градоправителю.
Толстозады — как пришли — сразу в кресла плюхнулись.
Смиренномудрые в прихожей к пальто и прочим принадлежностям верхнего платья принюхиваются:
— А не пахнет ли где чесноком или сыром?
Аркадские пастушки робко по стенкам жмутся и высматривают: все ли портреты вождей в исправности и соответствуют.
Братцы-Иванушки в глаза начальству смотрят с умильностью и восторгом.
— Чего, дескать, прикажете? Ах, какие Вы прекрасные!
А веселиться-то выходит и некому. Все делом заняты, по специальности.
А какая же домашняя вечеринка без веселья?
Сплошной упадок и есенинщина.
Вот тут-то и выручили всех комженомы.
Вышли, заулыбались, ножками зашаркали. У всех проборики, личики попудрены, белье крахмальное — ах, трещит — пиджачки новомоднейшие, под пиджачками у всех джемперы пестренькие, брючки отутюжены, по складочке ниточка продернута по-английски, из-под брючек — гетры, ботиночки тупорылые.
А на носах у всех — очки. Роговые. Черные.
Смотреть — не насмотришься.
Радоваться — не нарадуешься.
Вошли, улыбнулись, поздоровались, выпили по рюмочке, анекдотики стали рассказывать — надо же развеселить общество?
Петенька рассказывает:
— Один еврей…
Васенька рассказывает:
— Два еврея…
Ванечка рассказывает:
— Шел еврей…
Яшенька рассказывает:
— Шли два еврея…
Всенепременно общество развеселилось и выпило по рюмочке. Тут Иван Петрович задумался: открывать ли танцы или сначала речь сказать?
Супруга посоветовала, чтоб сначала речь:
— А то после танцев речи слушать трудно.
Иван Петрович согласился. Но так как сам он речей никогда не произносил по куриной причине, то и обратился к начгубмилиции, который всегда при нем состоял на предмет произнесения нужных слов.
Начгубмилиции приосанился, потребовал тишины и высказался в том смысле, что волноваться из-за невидения градоправителя грех, что в этом скрыты зачатки, что этим подрывается идеология, что…
Ну, и так далее.
Общество, собравшееся на домашнюю вечеринку, как полагается, огласило воздух.
Тогда супруга Иван Петровича посоветовала:
— Вот теперь и танцы можно!
Иван Петрович тряхнул хохолком, взмахнул рукою — и с хор раздались уверенные в себе звуки последнего чарльстона, только что пойманного краснобожским композитором по радио и выданного им в свет за свое оригинальное произведение[2].
Так как чарльстон танцовать — не идеологично, то комженомы подхватили присутствовавших на вечеринках дам и пошли с ними по залу простыми общедоступными па фокстрота[3].
Далее вечеринка шла по следующему расписанию:
1) Фокстрот.
2) Разговоры на политические темы (о внешней политике).
3) Фокстрот.
4) Беседы на политические темы (о политике внутренней).
5) Фокстрот.
6) Обмен мнений по экономическим темам.
7) Фокстротт.
8) Собеседования на этические темы.
И так далее.
Так как ни толстозады, ни аркадские пастушки, ни смиренномудрые, ни братцы-Иванушки фокстрот плясать не горазды, то всю тяжесть работы по расписанию пришлось взять на себя и самоотверженно нести представителям племени комженомов.
Петенька попляшет-попляшет, потом возьмется развлекать свою даму и общество разговором по расписанию:
— Как вы относитесь к Чемберлену?
Потом опять попляшет и опять побеседует:
— Многополье есть основа…
Снова попляшет и снова обменяется мнением:
— Производительность
Последние комментарии
2 часов 51 минут назад
3 часов 58 минут назад
5 часов 3 минут назад
5 часов 26 минут назад
5 часов 31 минут назад
5 часов 42 минут назад