Мир приключений, 1923 № 04 [Сергей Сергеевич Заяицкий] (fb2) читать постранично, страница - 2

храбрых мужчин, но я обожал храбрых женщин. На огромной высоте, в том месте, где привязан был один конец каната, появился розовый, весь в блестках, Пэди Брэй. Одновременно с другой стороны арены появилась женщина, тоже вся в розовом. Было слишком высоко, чтобы судить о красоте женщины, но мое сердце тревожно забилось; в изгибе ее розового стана уже было что — то волновавшее мою кровь. Пэди Брэй занес ногу над пустотой и потрогал туго ли натянут канат, оглядел цирк и крикнул: «хоп!» Сразу смолк оркестр. Воцарилась жуткая тишина, словно в ожидании чего-то таинственного.

Женщина простерла руки к Пэди Брэю, и глаза ее заблистали. Пэди Брэй устремил взор в эти сияющие глаза и странное, блаженное выражение изменило вдруг его лицо. Не спуская глаз с женщины, он побежал по канату. Добежав до противоположной стороны, он обнял гибкий розовый стан, поднял женщину на воздух так, что ее прекрасные ноги легли ему на плечо, и медленно пошел обратно, все также глядя ей в глаза. Последний шаг. Грянул оркестр и Пэди Брэй победоносно замахал платком цирку, потрясаемому рукоплесканиями…

Я был юн, смел и любопытен. В этот же вечер Пэди Брэй сидел рядом со мною в кафэ «Арена» и, улыбаясь, потягивал кофе.

— Как вам пришло в голову выбрать такую профессию, — спросил я.

— Я ее не выбирал! Она сама меня выбрала!

— Как!

— Очень просто!

Брэй рассказал мне следующее:

Я жил в Нью-Йорке, на десятом этаже, в довольно узкой улице, а напротив меня, тоже на десятом этаже, жила Джени — та самая, которую вы сейчас видели… Мы познакомились через окна, мы виделись только через окна, хотя и она и я были уверены, что судьба начертала нам единый путь. Я полюбил Джени со всем пылом юной страсти и уже подумывал о том, как пойти и объяснить ей свои взгляды на любовь, жизнь и счастье, как вдруг однажды, рано утром, я услышал крики по ту сторону улицы. Я вскочил, как облитый холодной водой, подбежал к окну и увидал столб дыма над домом, где жила Джени и языки пламени в тех окнах, где жила Джен и о… Бедная девушка стояла у окна; она простирала ко мне руки, а дом гудел тем особенным гулом, где слышится ворчание огня, грызущего добычу… Комната, в которой стояла она, была освещена багровым светом, и пламя с рычанием уже грызло пол. Еще миг — и на Джени вспыхнет рубашка и каштановые волосы, еще миг — и Джени будет кричать не от ужаса, а от боли… Улица была узка, но все же слишком широка, чтобы я мог вырвать у огня его добычу. Я взглянул вниз. Сквозь целую сеть проволоки в утреннем тумане я различил людей, которые, как муравьи, копошились возле дома. Возгласы долетали до меня неразборчивым гулом. И вдруг я увидел канат… толстый канат. Чуть-чуть пониже моего окна он был протянут через улицу и на нем, свисая через семь этажей, колебался огромный плакат о выставке в Сан-Луи. Птицы спокойно щебетали, сидя на канате. Я сел на подоконник, свесив ноги над улицей, и одной ногой коснулся каната. Я видел только глаза Джени, исполненные ужаса. Больше я ничего не помню. Я очнулся, когда Джени лежала без чувств на моей кровати, а я стоял у окна и безумно хохотал над бездной. Уже после мне рассказали о том, как я нес ее на руках по канату через улицу. Вы заметили, что когда я бегу по канату, я смотрю прямо перед собой только в глаза Джени. И я вижу только глаза Джени, любящие глаза Джени. Я ничего не думаю, ничего не чувствую в этот миг. Мне кажется, что я иду по широкой аллее… Публика изумляется моей ловкости, а изумляться нужно только силе любви. Только силе любви, сэр!

Я пожал ему руку и обернулся. Сердце мое дрогнуло. Ослепительная красавица стояла предо мною, такая красавица, которая снится юношам, когда первая страсть начинает волновать дотоле безмятежные часы ночи. Пэди Брэй, Пэди Брэй! Почему не запирал ты Джени в сокровенный ларец за семью замками! Зачем позволял ей бродить среди людей? Почему не показывал ее людям лишь с головокружительной высоты тусклого цирка? Пэди Брэй, Пэди Брэй! Зачем позволил ты взорам Джени встретиться с моими взорами? Зачем позволил нашим сердцам затрепетать от сладкой боли? Целуя в эту ночь уста Джени, не почувствовал ли ты, Пэди Брэй, леденящего дыхания смерти?

. . .

Днем, в номере гостиницы, полутемном от опущенных жалюзи, я в первый раз обнял Джени. Она не сразу вырвалась из моих рук, и эта ее медлительность была так чудесна! Пэди Брэй вошел, но он ничего не заметил.

. . .

Вечером был ужасный миг. По обыкновению, смолк оркестр, и, по обыкновению, побежал Пэди Брэй по канату. Я смотрел не на него. Я смотрел на Джени, устремлявшую, вперед свой призывный взор. Мне показалось, что сна вдруг страшно побледнела. В тот же миг заглушенный вопль пронесся по круглым рядам цирка. Пэди Брэй покачнулся на середине каната. Но это был один миг. Он добежал до Джени, схватил ее в объятия и храбро перенес через бездну. Музыка заиграла «Ту-стэп» и все успокоились.

. . .

«Не приходи сегодня, ради бога не приходи». Она уже говорила мне «ты», ибо она уже была моей Джени. Моей с этого дня. «Не приходи!»