Свинцовый залп [Михаил Ефимович Зуев-Ордынец] (fb2) читать постранично, страница - 3

для аппетиту гуляй, а мы будем своей кровью для рабочих и крестьян и для тебя, между прочим, светлую долю добывать.

Партизаны переглянулись. Умеет комиссар такие слова сказать, что словно из кремня огонь выбьет! А Чепцов опустил глаза вниз, на растоптанные валенки, подавил снег пяткой и встал с пня:

— Указывайте помещение для типографии…

* * *

Дятел стучит в сосну, как назойливый гость, белка стрекочет, сплетничая с соседкой, а под сосной, по соседству с берлогой, в просторной и светлой землянке, колдует у наборной кассы Чепцов. Тоже, как дятел, постукивает он по верстатке рукояткой шила. У окна Афанасьев — редактор, секретарь и корректор — правит оттиснутые гранки. Оттиски лежат под обрезом. Так удобнее: и то и другое под рукой. Вертится около наборной кассы и Федя Коровин, смотрит через плечо Семена Семеновича на ловкую его работу. Федя выпросил у комиссара разрешение поработать типографским учеником, поскольку он кончил сельскую двухклассную школу. Но, конечно, без отчисления его от команды разведчиков.

— Виктор Александрович, — обернулся от кассы Чепцов, — лозунг сверху какой пустим? «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»?

— А может, «Анархия — мать порядка»? — съязвил Федя.

— Ты меня не подкалывай. У вас порядка тоже пока не вижу. Учись лучше, пока я жив. Помру скоро — сам за кассу встанешь.

* * *

Выхода своей газеты партизаны ждали с нетерпением. И, когда отпечатай был первый экземпляр, весь отряд собрался к редакционной землянке. Газета пошла по рукам.

Бросался в глаза крупный заголовок — «Партизанская правда», клише которого вырезал Федя из крепкого, как железо, кедра. Передовая статья комиссара Арсенадзе разъясняла белым солдатам, за кого и против кого они воюют, и призывала их повернуть штыки против Колчака. Кроме Комиссаровой, была в газете и еще одна статья. Писали ее чуть ли не всем отрядом. В ней партизаны обращались к братьям — крестьянам, заводским рабочим, старателям, охотникам, ко всем трудящимся деревень и тайги с призывом подняться на борьбу с «его империалистическим безобразием, верховным мерзавцем всей Руси, вешателем и кнутобойцем адмиралом Колчаком»^[1]. Федя Коровин, писавший статью под диктовку партизан, прибавил от себя концовку: «Вот в чем вся соль и ребус международного положения!» Кроме этих двух статей, была в газете и небольшая боевая хроника отряда, и невеселая хроника окрестных деревень: порки, расстрелы, грабежи и бесчинства карательных отрядов.

В общем, газета всем очень понравилась, и Чепцова даже качали под крики «ура».

— Газетка ничего, подходящая, — растроганно вытирал Семен Семенович рукавом красный свой нос — Только вот заголовки не броские, опять же рекламы в конце нет. А в общем, ничего.

— Будет тебе реклама! — сказал Крутогон, пряча под рубаху пачку газет. Он сам вызвался быть, по словам Афанасьева, «заведующим отделом распространения и экспедирования». — Попомни мое слово, будет реклама!

Вернулся он через неделю. Сел у костра с котелком партизанского кулеша на коленях и, зачерпывая полной ложкой, неспеша рассказывал:

— Газету из рук рвали, из деревни в деревню «по веревочке» передавали. Ну, и, само собой, подействовало! В Чунях, к примеру, у карателей десять лошадей отравили. Это первое! — загнул Иван Васильевич палец и начал загибать их один за другим. — В Зюзельке на волостное правление напали, податные ведомости и списки недоимщиков пожгли. А в Косом Броде железнодорожную охрану дубинками посшибали и гайки от рельсов отвинтили. Чего там дале было, не знаю, пришлось мне уйти оттуда, а врать не хочу. И того еще мало. Начали мужики собирать пустые гильзы, свинец, баббит с заводов потащили, а которые винтовки и гранаты с фронта принесшие, достают самосильно из подпола, из-под сараев и смазывают жирно. Ну, так и далее. Чуете? Означает, что выпустили мы свинцовый наш залп прямо по врагу!

Иван Васильевич заглянул в пустой котелок, вытер рот и снял шапку. Люди думали, что он будет богу молиться, за хлеб насущный бога благодарить, а он отодрал подкладку шапки и вытащил лист бумаги.

— Это вам обещанная реклама, — протянул он бумагу Афанасьеву, — а в ней список, кто Колчаку продался. Колчаковские шпиёны, кулаки, которые у карателей добровольно проводниками служат, или сами в карателях зверствуют. Этот вот, коммунистов вешал, а этот Июда, кулацкий сынок, выдал партизанов, которые в деревню греться зашли. Список народ составил и на сходах миром приговорил: каждый может их убить, как бешеных собак. Вот и объяви эту рекламу в нашей газетке.

— Объявим в следующем номере, — взял список Афанасьев.

— А заголовок дадим «К стенкё!» — сказал с тихой ненавистью Федя Коровин.

Весна подкралась незаметно. Выше стало ходить солнце, заблестели, залоснились, как облизанные, сугробы, ослепительно