Есть край такой [Шандор Каняди] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

возносит благодарственный напев 

Баллада об Ашальчи Оки[1]


есть край далеко-далеко 
куда дойти нелегко 
исполнены древние дали 
сиротства тоски и печали 
лишь только смежаю ресницы 
туда моя песня стремится 
и там приникает беглянка 
к мотиву из рода чанго[2]
там сестра моя 
ашальчи оки 
которая слагала стихи 
и не ведая передышки 
две написала книжки 
но перо свое и певчий озноб 
сменила на скальпель и стетоскоп 
так она стала подругой немой 
тому кто был отсечен тюрьмой 
и разделила молчание кузебая 
герда[3] гордо предполагая
что лучше ей онеметь при жизни 
чем раствориться в деспотизме 
да 
молчанием во дни глухие  
возможно противиться тирании  
европа вперившаяся в свой пуп  
не ведала о тяжести этих пут  
не волновало ее нисколько  
отчего вотякская женщина смолкла  
и лишь ее небольшой народ  
и еще кто знал ее  
тот поймет 
зачем она замолчала врачуя  
покоренного и покорителя  
чуя 
какой это мощный ответ угнетенью  
ее неменье 
красноречива твоя «молчанка» 
самая чанговская из чанго 
сестра моя ашальчи оки 
годами не обронившая ни строки 
две фотографии и стихов букетик 
все что мне от тебя 
осталось на свете 
да еще жалкая моя смелость 
помня о риске 
твою балладу прочитать близким 

Падающий лист ореха

Шандору Чоори

есть край где студеным бывает лето  
под утро в дубовой колоде вода  
подернута пленкой льда  
словно бы увядает  
как увядает память накинув покров  
холодноватых отживших слов  
а детеныш весны жеребенок  
наивный и несмышленый  
в испуге отфыркнет льдинки  
и к матери мчит
наворожив 
раннюю осень и долгую зиму 
уносятся прочь горластые галки
и первый медленный лист  
с ореха  
слетает вниз 
и на плечо человека  
с припорошенными снегом висками  
ложится тяжелым крылом 

Послеполуночное наречье


есть край особый 
где в залах ожиданья из утробы 
набитой мраком табаком и чесноком 
вдруг возникает жарким костерком 
послеполуночное дикое наречье 
и вот уж табором извечным 
стенанья брань золотозубый смех 
бурлят не ведая помех 
штурмуют стены окна ранят 
высокий потолок таранят 
перекрывают стук колес 
и свистом исходящий паровоз 
испуганно таясь внутри пальто 
я думаю лет этак через сто 
заполонит бушующая сила 
собор святого михаила 
и кто-то свесит ноги из окна 
и в золотой потир плеснет вина 
цыгане братья удержу вам нет 
зубами вырвал пробку мой сосед 
вино и песнь бушуют рядом 
ищу за что бы зацепиться взглядом 
нет ни матфея ни петра 
есть только иоанн у жаркого костра 
и вдруг младенец всхлипнув полусонно 
прильнул к божественной груди мадонны 
и стал хмельное молоко тянуть 
здесь начинает путь 
лохмат прожорлив бос 
послеполуночного племени христос

Гравюра


есть несказанный край такой  
где бурый чахлый травостой  
болотной горечью пропитан 
людей счастливых не ищи там 
под тяжкой пеленой тоски 
лишь их глаза как угольки 
надеждой тлеют затаенной 
увидеть всплеск травы зеленой 
черны их шляпы и платки 
их лица серости мазки 
их руки сломанные ветки 
садовые скамейки ветхи 
и так же древни как они 
застывшие в тиши в тени 
гравюры темные фигуры 
а фон безрадостной гравюры 
индейцев древний материк  
в себя всмотревшись я постиг  
как на индейцев мы похожи 
и там и здесь одно и то же 
согбенность спин бессилье рук 
в глазах надежда и испуг 
на то что