Борьба за существование [Илья Ильич Мечников] (fb2) читать постранично, страница - 3

медленном и постепенном преобразовании отдельных племен, возвратилось к учению о единстве человеческого рода и во всяком случае не сомневается в единстве и равенстве человеческого вида относительно мыслительной способности» (Grundfragen, стр 21). Здесь Шмоллером смешаны две совершенно различные вещи, что и ведет к значительным недоразумениям. Первое положение, которое он вкладывает в уста Трейчке, то есть факт, «что природа делает все существа неравными», не только не находится ни в малейшем противоречии с воззрением Дарвина на единство человеческого рода, но, наоборот, составляет один из краеугольных камней всего дарвинизма, сущность которого состоит в «переживании наиболее приспособленных особей в борьбе за существование», где уже само собой подразумевается, что все особи естественно неравны, и что одни из них более, а другие менее приспособлены к данным условиям. Единство же человеческого рода есть теория, по которой все человеческие расы произошли от одного общего корня, хотя сами эти расы и разошлись, то есть сделались различными во многих отношениях.

Итак, естественное неравенство между отдельными особями, племенами и расами есть общий принцип в организованном мире. Это неравенство может, разумеется, подвергаться различным влияниям и потому колебаться в ту или другую сторону. Мы уже видели, как может культура усиливать природные отличия и вообще обуславливать большую разновидность членов данного общества, но все же в основе этого лежит первобытное, хотя и меньшее неравенство. Следует иметь в виду, что увеличение природного неравенства может являться в результате прямо противоположных стремлений. Чем больше цивилизация заботится о предоставлении всем без различия индивидуумам, включая сюда и умственно неспособных, калек, хронически больных и проч., одинаковых прав к пользованию жизнью и ее благами, тем сильнее влияет она на фиксирование природных, передаваемых путем наследственности, различий. С другой стороны, цивилизация влияет также и на усиление чисто культурного неравенства, идущего часто в разрез с природным, влияет путем предоставления различных прав и привилегий, дающих возможность лицам от природы слабейшим одерживать победу над неделимыми, более одаренными.

Эти различные моменты неравенства (во-первых, первобытное естественное неравенство, во-вторых, усиленное культурой природное, и, наконец, обусловленное культурой в разрезе с природным неравенство) спорящими сторонами нередко смешиваются друг с другом и потому ведут к невозможности соглашения. Мне придется еще вернуться к этому предмету, теперь же я затронул его только с целью показать,что естественное неравенство между индивидуумами и группами их вообще присуще человеческому роду, и что поэтому, при соперничестве как первых, так и последних, перевес должен быть на какой-нибудь одной стороне, и что в результате должны (по общему правилу) быть победители и побежденные.

Теперь естественно возникает вопрос: нельзя ли найти каких-нибудь общих признаков, но которым бы можно было отличать победителей от побежденных и, на основании их, предсказывать результат борьбы? Натуралисты, писавшие об этом, высказываются вообще очень ясно и определенно на этот счет, хотя они большей частью решают вопрос в его целости, не расчленяя предварительно на более частные положения. Вот, например, свод выводов, к которым пришел известный немецкий физиолог Прейер: «Дурное, - говорит он, - то есть менее способное к жизни, погибает, тогда как лучшее, более способное, то есть более совершенное, побеждает и переживает». По отношению к человеку это положение применяется и развивается им следующим образом: «чем глубже мы станем проникать в последствия соперничества между людьми, тем благодатнее они нам представятся». «В борьбе за существование в конце концов добро и все более совершенное одерживает победу над худшим и менее совершенным, так что она постоянно переходит в борьбу за более прекрасное и благородное существование и постепенно все более приближает нас к совершенству, хотя при существующем порядке природы мы и не можем его вполне достигнуть. Но уже и то имеет немалое значение, если это соревнование показывает нам, что, поощряя дурное, мы сами вредим себе, что безнравственные поступки доставляют удовольствие. Таким образом, мы приходим к заключению, что оружия, которыми мы ведем борьбу за наше существование, суть не что иное, как поступки хорошей нравственности, человеколюбия и права». Увлекаясь подобного рода картинами, Прейер восклицает: «Разве эта мысль о естественном прогрессе, о никогда не прекращающем улучшении, облагоражении и совершенствовании не представляет нам нечто несравненно более драгоценное, чем слепое удивление перед гармонией природы, которой в действительности вовсе не существует? Разве другая гармония, равновесие враждебных сил природы, непреложность законов природы, победа лучшего над худшим, не бесконечно возвышеннее, чем погоня за целями,