Луи [Лариса Олеговна Обаничева] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

в распахнутые двери — страстно захотелось шоколадного пирожного; но она пересилила себя и отвернулась от соблазнительной витрины. Никаких лишних граммов! Она актриса и обязана держать себя в форме. Удивительно тёплый для середины октября, ласковый вечер располагал к неторопливой прогулке. Аннушка сняла плащ, перекинула его на руку и направилась к метро, разглядывая по сторонам всё, что попадалось на глаза. Чёрные глянцевые красотки за стеклом парикмахерской, овощные и фруктовые ряды у арабской лавки, жирные граффити на стенах — привычная изнанка блестящего Парижа, на которую она при других обстоятельствах не обратила бы внимания, но эта непритязательная улочка, по которой она почти ежедневно проходила в театр и обратно, вошла в её жизнь, чтобы остаться в ней навсегда дорогим воспоминанием, и Аннушка смотрела на всё вокруг с нежной снисходительностью. У метро она заколебалась: спускаться в подземелье не хотелось, и она свернула на бульвар — просто так, без определённой цели. Навстречу закатному солнцу! Отыскать его за домами было непросто, и она всё шла, пока не очутилась на пятачке под названием «площадь Бланш», с круглой вентиляционной тумбой посередине, которую щедро, как прожектор, освещал солнечный луч, чудом пробившийся в узкий проём между крыш. Всё остальное было уже в тени. Люди тянулись к теплу и яркому свету — на пятачок, где ещё не угасла дневная беззаботная жизнь, — толпились здесь, сидели на краю тумбы, заняв всю её по окружности; присела и Аннушка, под боком у пожилой пары, которая переговаривалась по-итальянски. Туристов и просто гуляющих в этот субботний, почти летний день было множество. Дети, а вслед за ними и взрослые вскакивали на вентиляционную решётку, из которой сильно и шумно выходил воздух, надувая одежду, поднимая дыбом волосы, искажая черты лица, — все смеялись и фотографировались. «А жаль, — подумала Аннушка, — что девушки в брюках и ни одна не может изобразить знаменитую сцену с Мэрилин Монро…» На ней самой было платье, но не могла же она в её возрасте прыгать с задранной юбкой!.. К счастью, её никто не узнавал. Ей было просто и весело среди людей. Она вслушивалась в их разговоры, рассматривала их порой невероятные одежды, — впрочем, никто ни на кого не обращал внимания, — всё доставляло ей удовольствие, как человеку, который вернулся к жизни и радуется её малейшему проявлению… Она чувствовала себя немного усталой, опустошённой и ни о чём особенно не думала, но иногда мысленно возвращалась к театру и вспоминала, что в гримёрной её ждёт чудесный букет лилий и что она снова увидит его завтра, на воскресном утреннике. Казалось, что вместе с букетом ей подарили весь мир! Стефан прав: у пьесы будет успех. И у неё будет успех. А за ним последуют другие. Иначе не может быть! Она совершенно здорова и ощущала себя как никогда молодой, полной сил и, как ни странно, лучше и уверенней, чем в двадцать лет… Она актриса. Ничего другого она делать не умела. Только играть. И она будет продолжать играть!..

Подошли двое, отец и сын, — оба плотные, коренастые, одного роста, — сфотографировали «Мулен Руж» и вместе с ним Аннушку на переднем плане. Отец поднял большой палец: мол, отлично получилась. «Никак меня узнали?» — удивилась она, но потом поняла, что нет. Случайно попала в объектив — одинокая миловидная женщина в тёмных очках, чуть загадочная… Сына звали Кристоф.

— А я толстый, — заявил папаша с круглым, обтянутым майкой животиком, справедливо полагая, что лучше сразу признать свой недостаток и вызвать тем самым снисходительную симпатию окружающих.

Аннушке захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее, и, не найдя подходящих слов, она ласково улыбнулась.

— У вас славянские корни? — поинтересовался Кристоф, когда она назвала себя.

— И славянские тоже.

— А что вы здесь делаете?

— Отдыхаю после театра.

Им и в голову не пришло, что перед ними актриса, а не зрительница.

— А что за пьеса?

— «Супружеские игры». Премьера. Вы не видели?

— Нет, — замотал головой Кристоф. — Я в театре редко бываю.

Афиша спектакля с её полупрофилем — а длинноногая, во весь рост! — была расклеена по городу, а они и не заметили…

— Я недавно перебрался из Лилля, поселился во-о-он там! — Кристоф вытянул руку в сторону Монмартра.

— Чтобы завоевать Париж? — пропела она строчку из популярной песни Азнавура.

Он рассмеялся:

— Будем надеяться.

— Я вам от души этого желаю!

Они простились, и она долго смотрела им вслед, но они так и не обернулись. Между тем солнце полностью скрылось за домами, унеся с собой розовый свет, — площадь поблёкла и утратила привлекательность. Становилось прохладно, и с бульвара потянуло сыростью. Люди расходились. Аннушка накинула плащ, посидела ещё немного и тихо пошла к метро. «Мне хорошо, спокойно, на этот раз я постараюсь уснуть без снотворного», — решила она.


Луиза Вальро считала себя вполне счастливой. Она расположилась в мягком просторном кресле из жёлтой кожи,