У Дона Великого [Михаил Евтропьевич Соловьев] (fb2) читать постранично, страница - 3

русскими, вновь скрылись в лесу, а оставшиеся ордынцы, еще совсем безусые юнцы, которых в войске брали обычно в обозники или для присмотра за гуртами скота, ползли по траве с перекошенными от ужаса лицами, поминутно оглядываясь. Тут-то перед ними и вырос на коне Ерема.

— Токтандар! Мен атам!^[2] Всех перебью до единого! — заорал он во все горло, мешая русские слова с татарскими и натягивая лук.

От неожиданности молодые ордынцы замерли на месте, затем вскочили, сбились в кучу. Ерема вновь грозно потребовал:

— Каруды мастандар, иттин балалары!^[3] А то всем карачун башка!

Один из ордынцев бросился было на него с саблей, но Ерема тотчас же уложил его стрелой, и выхватил свою саблю.

— Кейн!^[4] А ну, робя, окружай их, кругом, кругом заходи, рожон им в пуп! — кричал Ерема, как будто и в самом деле с ним было много русских воинов.

Насмерть перепуганные ордынцы побросали оружие и попятились. Наезжая на них конем и вертя в воздухе саблей, Ерема зло покрикивал:

— Илгери журу! Айда, кеттик!^[5] Дьяволово отродье!..

Покорившись судьбе, ордынцы толпой направились наконец в сторону, куда указывал Ерема. Довольный, он задорно бормотал:

— Ловко, Еремка! Наша берет!

…Когда, сопровождая пленных, Ерема выехал к княжескому стану, многие ратники удивленно и с восхищением смотрели на него.

— Гля, робя, во Муромец! Один сколь басурман приволок.

Но Ерема горделиво проехал мимо них, даже не повернув головы.

Дмитрий Иванович тоже заметил странную группу вражеских воинов, которых гнал вперед всего лишь один русский ратник, и вместе со всей своей свитой направился к нему.

Ерема враз растерялся, увидев вокруг себя всадников в блестящих доспехах, с него мигом слетел горделивый вид. Он поспешно соскочил с лошади, шмыгнул по-мальчишески носом и сдернул с головы шапчонку, открыв копну рыжих вьющихся волос.

Присмотревшись к пленникам, воевода Бренк усмехнулся:

— Да они ж все юнцы сопливые. Со страху-то, видно, и поддались сему рыжему парню. Обозники, поди…

— А хоть бы и обозники, все едино враги, — угрюмо отозвался Боброк.

Дмитрий Иванович спешился, подошел к Ереме.

— Один взял? — кивнул он на пленников.

— Ага!.. — несмело произнес Ерема и умолк, опустив голову. Он чувствовал себя так, словно его собирались высечь.

Дмитрий Иванович минуту с интересом смотрел на чуть курносое, с широко поставленными глазами лицо, а затем, повернувшись к Владимиру Андреевичу, кивнул головой:

— Видал? Сыщи таких-то в других землях! — И снова обратился к Ереме: — Как же ты один управился с такой оравой?

Ерема широко улыбнулся, ободренный приветливостью князя.

— А мы повадки ихние знаем. Ить они свою смекалку имеют, а мы свою.

Все одобрительно засмеялись. Глаза Дмитрия Ивановича сверкнули довольным огоньком.

— Слыхал, Михалыч? — обратился он к Боброку. — У них своя смекалка, а у нас своя. Разумеешь?

Ерема совсем осмелел, даже придвинулся к князю ближе, чем полагалось простому смерду, и произнес доверительно:

— Батяня мой, царство ему небесное, сказывал старинную сказку про орех. Горделив был сей орех, хвалился, будто он крепче всего на свете. А камень взял да ненароком стукнул по нему. Орех и треснул. Також и басурманин. Поначалу, княже, он вон как крепок, — Ерема даже головой покачал, — вроде того ореха. А ежели чуток поднатужиться да эдак по нему и трахнуть со всей силы, — Ерема для выразительности взмахнул кулаком, — он враз и утихомирится.

— Верно, парень! Утихомирится! — с восхищением воскликнул великий князь и ободряюще тряхнул его за плечо. — Как кличут-то тебя?

— А Еремка. Еремей, стало быть.

— Тутошний?

— Ага… У боярина Вельяминова в послужильцах хожу.

Дмитрий Иванович метнул взгляд на Вельяминова:

— Твой?

— Мой, княже…

— Видать, послужильцы не в хозяина пошли, — усмехнулся князь в густую каштановую бороду и снова повернулся к Ереме: — Коня как добыл?

— Красть не крал, — качнул плечом Ерема. — Мертвый басурманин за так отдал.

— Э-э, да ты языкаст, парень. Ратному делу обучен?

— Не, пока не доводилось.

— Доведется…

Ерема явно всех заинтересовал. Его круглое, с чуть заметными рябинками лицо дышало простодушием и неподдельной наивностью. Боброк, стоявший рядом с Еремой, вдруг протянул руку и вытащил у него из-за пазухи цветастую чалму.

— Эге, милок, да ты с обновой…

Лицо Еремы мгновенно стало морковно-красным. Он вперил взгляд в землю и вконец смутился, будто его поймали в чужом огороде.

— Алене припас… — чуть слышно попробовал оправдаться Ерема.

— Алене? Ну, должно быть, красавица твоя Алена, — продолжал терзать Ерему Боброк и под дружный смех окружающих развернул чалму, заигравшую всеми цветами радуги. — Ай да платок! Правда, длинноват немного, да и узковат малость. Одначе хорошей хозяйке тут полдела: где разрежет, где