Нет места на земле (СИ) [Ярослав Землянухин] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

выскользнул из барака.


Над Натарой бушевала гроза. На реке безумствовал змей. А в Борискиной груди росло какое-то непонятное чувство. От него стало так муторно, что хоть кричи в темноту.


Бориска присел на  лиственничные плахи, которые были вместо крыльца.


Ладно, пусть из матери вылез ублюдок. Но ведь он - его брат. Или сестра. Узнать-то ведь можно, кто родился?


Бориска весь вымок, но в барак решил не возвращаться.


Полыхнула молния.


Бориска глянул в ведро и увидел складчатое мохнатое тельце, сморщенное, как старый гриб-дождевик, личико.


Жахнул гром, от него вздрогнули бревенчатые стены барака. Только Бориска точно окаменел. Ну как же так? За что это всё ему?


Дождь почему-то стал солёным и едким.


Бориска нагнулся над ведром, дожидаясь небесного огня, которого в тайге боятся пуще зверья, холода и бескормицы. В лесу молния - смерть. А Бориске она сейчас откроет правду.


Миг, когда голубовато-белый пронзительный свет сделал видимыми каждый комок грязи перед крыльцом, каждую щербинку стен, растянулся на долгое время. И Бориска успел заметить, как под слоем воды дрогнули и открылись зажмуренные веки. На него глянул горящий жёлтым огоньком глаз с чёрной щелью зрачка.


Бориска заорал.


Кричал долго и истошно, пока не вышла тётя Зина.


- Живой... живой... - только и смог сказать, указывая на ведро.


Тётя Зина страшно, по-мужичьи, заматерилась, потом перешла на молитву.


Толкнула ногой ведро, вытащила из-за плах топорик и размахнулась.


Бориска потерял сознание.


Очнулся на рассвете возле печки. Видно, тётя Зина собрала все одеяла,  которые водились у матери с Бориской, заботливо постелила на лавку и уложила его, беспамятного.


В носу засвербело от запаха нашатыря. Этого добра было полно: выдали вместо сухого молока на подтоварке. Мать было раскричалась, но ей объяснили - бери, что завезли, или талоны пропадут. Бориска тогда расстроился до слёз: ну почему ему досталась такая бестолковая мать, которая доказать ничего не умеет? И все этим пользуются.



   А вот сейчас в воняющем нашатырём бараке  он подумал, что мать всегда была точно дитя малое. Но ничего, он теперь за неё станет заступаться. Отучит пить водку. Сам будет работать и мать заставит.


Подошла тётя Зина, ласково провела шершавой огромной ладонью по щеке. Её глаза были в красных прожилках, точно она всю ночь просидела у дымного костра. Сказала:


- Проснулся? Вставай да пойдём ко мне. У вас даже хлеба нет. А я накормлю.


Бориска сразу взъерепенился и буркнул:


- С хлеба брюхо пухнет. Я его не ем. Похлёбки себе сварю, матери дам.


По весне похлёбку они варили разве что из молотых корневищ рогоза да жухлых клубеньков картошки. Но не признать же перед этой толстухой, что мать - плохая хозяйка, не умеет растягивать на долгое время привозные продукты, ухаживать за плохонькой землёй огорода? Хотя чего там, среди артельских не было ни одного, кто бы не обругал и не обложил матом по любой причине незлобивую и непонятливую Дашку.


Тётя Зина сдвинула было грозные рыжеватые брови, но морщины на её лбу разгладились, и она снова с непривычной добротой позвала:


- Пойдём, не ерепенься. И в кого ты такой поперёшный?


- Как мать? - сурово спросил Бориска, сел и начал нашаривать под лавкой ичиги. Кожаная обутка совсем прохудилась. Отдали-то её старой, да ещё Бориска таскал где ни попадя.


Тётя Зина промолчала. На вопрос, где Верка, пожала плечами.


Под ложечкой возник и стал расти ледяной комок. Бориска снова почувствовал, как каменеет. Но послушно встал с лавки и пошёл за тётей Зиной. В угол, где смирно и недвижно лежала мать, даже головы не повернул.



   Но краем глаза всё же зацепил её синеватый профиль на фоне обшарпанной стены. Видеть мать такой было страшно.


С этой минуты в Бориске что-то сломалось. Он позволил себя накормить, вымыть, одеть в старьё, которое осталось от сына тёти Зины, служившего в армии. Ячневая каша с тушёнкой показалась безвкусной, от горячей воды кожа даже не покраснела; под рубашкой сильно зачесалась спина.


Тётя Зина, которая искоса всё присматривалась к нему, быстро задрала рубашку, глянула, потемнела лицом и о чём-то зашепталась с мужем Виктором.



   Бориска услышал, как мужик сказал: "Ну так гони его отсюда, ещё других иччи притянет". При чём здесь злые духи, Бориска не понял.


Но не стал дожидаться, пока его прогонят,