Трактат о научном познании для умов молодых, пытливых и критических [Анатолий Ильич Ракитов] (fb2) читать постранично, страница - 3

биологии встречаются такие термины, как «элементарная частица», «атом», «электромагнитное поле», «ген», «хромосома», «вирус» и т. д. Научные статьи и книги заполнены сложными формулами и вычислениями. Именно эти термины, выражающие важнейшие научные понятия и формулы, устанавливающие связи между этими понятиями и описывающие самые разнообразные явления и процессы, образуют язык науки. И все же различие между языком науки и языком разговорным, языком здравого смысла ^[1], не столь велико, как кажется.

Триста — четыреста лет назад, когда современная наука делала только первые шаги, ее язык, насыщенный необычными символами и терминами, был непонятен и вельможам во дворцах, и жителям городских трущоб или деревенских хижин. Но с ростом общей образованности многие понятия и достижения науки, известные и доступные в свое время лишь величайшим ученым, стали общим достоянием. Любой старшеклассник знает, что такое «напряжение» или «сила тока», чем одни виды животных отличаются от других, что такое «вид» вообще. Огромное количество людей: инженеров, рабочих, учителей, студентов и школьников — не только не изумляются, услышав такие слова, как «электрон», «электромагнетизм», «меченый атом», «изотоп», «квадратный многочлен» и т. д., но относятся к ним как к чему-то естественному, ибо явления, обозначаемые этими понятиями, прочно вошли в нашу повседневную и производственную жизнь. Да и сама эта жизнь под влиянием научно-технической революции меняется семимильными шагами.

Научным идеям и понятиям, для того чтобы «переселиться» в производство и быт, требуются теперь не сотни или десятки лет, как прежде, а годы и месяцы.

Все это приводит к тому, что граница между языком науки и языком разговорным становится легко проницаемой. Это, конечно, не означает, что язык высших разделов науки доступен каждому, ибо даже серьезные ученые овладевают им не легко и не сразу. Но это показывает, что разграничить научное знание и здравый смысл, пользуясь лишь одними характеристиками языка науки, вряд ли возможно. Такое предположение схватывает какую-то очень важную сторону дела, но не исчерпывает его полностью.

Другое предположение, которое само бросается в глаза, касается объектов научного знания. Объектами называют те явления, процессы, события или ситуации, к которым относятся знания. Многие люди думают, что объекты научного знания и научной деятельности в корне отличаются от тех объектов, с которыми имеет дело здравый смысл. В самом деле, в быту нам необходимо иметь некоторые сведения о маршрутах трамваев или троллейбусов или о том, как с помощью спички зажечь газовую плиту и приготовить на ней завтрак. Наука же интересуется не маршрутами трамваев, а траекториями полета ракет к Венере и Марсу, не горящей газовой горелкой, а термоядерными процессами в звездах, отдаленных от нас на сотни миллионов световых лет, и т. д. Поэтому кажется правдоподобным предположение, что наука отличается от здравого смысла прежде всего своими объектами: она изучает те явления и процессы, с которыми люди почти никогда не сталкиваются в повседневной жизни.

Но присмотримся к этому предположению повнимательнее. Когда появляются гигантские города с мощными потоками транспорта, маршруты троллейбусов, трамваев и автомашин становятся объектом особой науки — теории управления, кибернетики, без помощи которой нельзя осуществить автоматическое управление городским транспортом, а без такого управления, в свою очередь, немыслима нормальная жизнь современных больших городов. Пламя газовой горелки — явление бытовое, но и огонь, один из самых древних спутников и двигателей цивилизации, стал со временем объектом науки. Существуют даже специальные отрасли физики и физической химии, занимающиеся изучением самых различных видов горения, ибо с этим связан прогресс современной техники: сталеварение, космические полеты, создание новых жароупорных материалов и энергетических установок.

С другой стороны, объекты науки, казалось бы совершенно не связанные с повседневной жизнью, становятся в наши дни привычным достоянием быта и производства.

Сто двадцать — сто тридцать лет назад взаимная связь и влияние электричества и магнетизма изучались лишь в лаборатории великого английского физика Майкла Фарадея да еще нескольких его коллег, а сейчас без электрических машин и приборов, без телевизоров, радиоприемников и т. д. мы просто не можем представить себе нашу жизнь.

Полвека назад о полете человека на Луну, Марс или Венеру говорил лишь Циолковский да еще несколько энтузиастов, а в недалеком будущем эти полеты, по-видимому, станут привычными, как экскурсии в соседний город. Оказывается, что и наше второе предположение о том, что научное знание и здравый смысл отличаются природой объектов, не позволяет четко отграничить научное знание от здравого смысла, не позволяет выделить его в чистом виде.

Часто говорят, что наука отличается от здравого