Приключения 1986 [Олег Александрович Кузнецов] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

горячность, Всеволод Федорович, но ведь речь идет о «Варяге»!

— Я знаю. И смею заметить, беспокоюсь не меньше вашего. Но приказа уходить нет. Есть иной: «Оставаться на месте и ждать». И нам следует только подчиниться. Будем надеяться, что, даже если случится самое плохое, японцы не посмеют напасть на нас в нейтральном порту. В открытом же море они нам не страшны. Котлы, слава богу, пока в порядке — прорвемся.

За перегородкой тучный коммерсант, проклиная не вовремя загудевший паровоз, пытался разобраться с котлами: в порядке они или нет? Но русские в купе уже замолчали. Тогда… пусть будут в неисправности. В японском военно-морском штабе, куда стекались все разведывательные донесения, требовали правду, но всегда охотно принимали такую, в которой сообщалось бы о недостатках и слабых сторонах русского флота.

— Смею надеяться, что и матросы нас не подведут, — продолжил Руднев, — настроением команды я доволен, хоть и не так много времени имел для общения… Эх, господа, нашего матроса хотят запугать, страхом заставить слушаться. Это же в корне неправильно! Вспомните прежнего командира крейсера и старшего офицера! Много ли они добились своей неоправданной суровостью? Поощрение, любовь, искренняя забота — вот ключ к матросскому сердцу. Осмелюсь напомнить вам, господа, слова Нахимова: «Матрос есть главнейший двигатель на военном корабле, а мы только пружины, которые на него действуют». Прозорливые слова! Надо решительно отбросить всякое чванство. Это гибельно для службы, особенно сейчас.

Руднев на мгновенье умолк, внимательно посмотрел на своих попутчиков. Поймут ли они его? Ведь то, о чем он говорил, стоило многим карьеры. И они это знали. С мордобоем и окриком куда было проще… Лицо Беренса было спокойно-сосредоточенно: этот подтянутый офицер был симпатичен Рудневу: вот и сейчас он как бы ощупывал и взвешивал каждое слово, прежде чем согласиться или возразить. Впрочем, капитан первого ранга давно видел в лейтенанте единомышленника.

— Вы совершенно правы, Всеволод Федорович, — горячо вступился Банщиков. — Когда на Приморской я вижу надпись «Водить собак, входить нижним чинам запрещается», меня всего трясет. Это какое-то крепостничество, троекуровщина…

— Ну-ну, не так пылко, — Руднев улыбнулся одними глазами. — В свое время за подобные мысли и даже действия я получил внушение. Мне посоветовали не выражать явно дружеских чувств к команде. Что можно гардемарину, запрещено мичману!

— И что же вы?

Беренс укоризненно посмотрел на Банщикова, который не сразу уловил всю бестактность своего вопроса. Разве не ясно «что», если на плечах заслуженного, блестяще знающего свое дело моряка не эполеты с адмиральскими орлами?

Банщиков понял свою оплошность, сконфузился и замолчал.

Спустя час показался порт. Солнце заваливалось за прогнутую коромыслом линию морского горизонта, бросая на воду сияющую дорожку. Упругий ветер изламывал ее в тысячи бликов. Корабли, стоявшие на рейде, от этой световой круговерти казались празднично иллюминированными. Чемульпо был нейтральным портом, и кораблей разных стран здесь собралось предостаточно.

Руднев надел фуражку.

— Господа, я попросил бы не разглашать наш разговор даже в кают-компании. Мы люди военные. Выйдем в море по приказу или… в силу чрезвычайных обстоятельств.


Утром 26 января с поднятием флага командир канонерской лодки «Кореец» капитан 2-го ранга Беляев прибыл по приказанию Руднева на «Варяг». Руднев принял его в своей каюте.

— Одну минуточку, Григорий Павлович, — извинился он, протягивая руку и тотчас же усаживаясь обратно за письменный стол, — только допишу донесение в Артур.

Беляев увидел на столе листки машинописного текста, удивился:

— Но рапорт уже напечатан, Всеволод Федорович.

— Еще вчера, как только вернулся из Сеула. Я лишь хочу приписать известие о странном бегстве крейсера «Чиода». Может быть, в штабе смекнут наконец, что при потушенных огнях уходят отнюдь не с добрыми намерениями.

Беляев кивнул. Это его вахтенный офицер первым заметил попытку японского крейсера «Чиода» тайно выскользнуть из порта. Выдал крейсер узкий просвет в плохо задраенном кормовом иллюминаторе.

Беляев уселся в кресло, вытащил портсигар.

— Разрешите? — Чиркнул фосфорной спичкой, закурил. — Насколько я понимаю, с донесением идти мне?

— Совершенно верно. Посланник ни за что не соглашается на переезд к нам, на крейсер, всей миссии, не соглашается и на возвращение в Артур.

— Остается лишь сожалеть. Недальновидность — родная сестра нашей политики на Востоке.

Руднев захлопнул крышку чернильницы, протянул Беляеву листки.

— Я бы хотел, чтобы вы познакомились с рапортом, Григорий Павлович.

Пока командир «Корейца» смотрел текст, Руднев растирал кисти рук. Мебель «Варяга» была сделана из легкого металла американской фирмой «Густав». Может быть, это и спасало от пожара, но руки на металлической