До Михайловского не дотягивает. Тема интересная, но язык тяжеловат.
2 Potapych
Хрюкнула свинья, из недостраны, с искусственным языком, самым большим достижением которой - самый большой трезубец из сала. А чем ты можешь похвастаться, ну кроме участия в ВОВ на стороне Гитлера, расстрела евреев в Бабьем Яру и Волыньской резни?.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
зеркало реки на тысячу осколков. Словно откуда-то с Балтики докатилась до Немана штормовая волна. После того как опал водопад и стих внезапный шторм, остро запахло порохом и гарью.
Чем батальон быстрее расстанется с восточным берегом, тем меньше будут потери. Донеслась команда:
- За мной, хлопцы!
Дородных все потрясал автоматом над головой, оглядывался вокруг себя и тревожно всматривался в лица своих солдат, словно вел сейчас поверку, пересчитывал про себя, сколько с ним осталось боевых товарищей.
Конечно, Дородных можно величать и командиром батальона. Но разве там, в полку и выше, в дивизии, в армии, не знают о потерях, какие Дородных понес в боях за Вильнюс и на лесных дорогах, ведущих к Неману?
Сто тридцать три активных штыка - вот и все его войско. Пусть люди с воображением называют его комбатом, пусть его далее назовут Верховным Главнокомандующим особой Неманской группы, его войско не станет от того более грозным для противника. На самом деле он командует в этот час ротой неполного состава; правда, огневая мощь у роты усиленная…
В надувной лодке оставили место для Незабудки, но она отказалась от привилегии - не тот характер!
Незабудка уже вошла в воду, когда неподалеку кто-то застонал. Оглянулась ‹и увидела пожилого, усатого солдата. Он полз по берегу с телефонной катушкой на спине, волоча ногу в штанине, побуревшей от крови.
Не хотелось, так не хотелось выходить снова на берег! Раненым на этом берегу окажут помощь другие санитары, а ей приказано не задерживаться, не отставать от своих. Однако поблизости не было никого, кто мог бы перевязать раненого, исходившего кровью, и Незабудка пошла к нему, неловко ступая по острой гальке, леденящей ступни.
Обогнав ее, к раненому подбежал и оттащил его в кусты какой-то младший сержант, смуглолицый и черноволосый. Он уже достал индивидуальный пакет и собрался сделать перевязку. Незабудка молча вырвала из его рук бинт и принялась за работу. Ее всегда раздражали самодеятельные санитары, чья сердобольность позволяла им задержаться в тылу, отстать от тех, кто идет в первой цепи.
- Как тебя, девушка, зовут? - спросил младший сержант, когда она перевязала телефониста и снова, направилась к воде. - Кого поминать добром?
- Вот войну отвоюешь, явишься на танцплощадку, будешь с тыловыми барышнями любезничать… А мне прошу не тыкать! Между прочим, я и по званию старше…
- За мной должен был Новиков присматривать, да вот… - сержант кивнул в сторону раненого. - Я поплыву рядом с вами…
Она поправила санитарную сумку, перекинула сапожки через левое плечо, автомат закинула за правое плечо и круто отвернулась от младшего сержанта. Но чувствовала спиной его умоляющий взгляд.
- Будешь еще морочить мне голову! Адъютанта мне по чину не положено. А если бы и полагался адъютант - нашла бы кого-нибудь понадежнее! Во всяком случае - не тебя…
- Вы меня не поняли, товарищ старший сержант, - он шумно передохнул. - Сам прошусь под шефство. На случай, если ранят. Мне тонуть никак нельзя. Меня обязательно вытащить нужно. В любом виде на тот берег доставить…
Она повернулась к младшему сержанту, подбоченилась, оглядела его, от босых ног до непокрытой головы - с презрением, которое вовсе не хотела скрывать, а, наоборот, выставляла напоказ.
- А чем ты лучше других?
- Не во мне тут дело. А тонуть не имею права, потому что…
Больше она ничего не услышала, хотя младший сержант продолжал что-то кричать; она видела его обиженные глаза, темные и горячие, его подвижные, но беззвучные губы, беспомощную улыбку.
Новый снаряд ударил в прибрежный кустарник, поднял к небу грязный столб разрыва. Под босыми ногами Незабудки качнулась галька, она сразу стала очень скользкой. Осколки пропели на разные голоса.
Незабудка поспешно бросилась в воду.
2
За несколько минут все бойцы успели отчалить, отойти, отплыть. Плоскодонка и надувная лодка уже были далеко от берега. На плотике из телеграфных столбов разместился расчет с пулеметом. Противотанковое ружье привязали к спаренным половинкам ворот; за ними плыли три солдата. Санитары плыли, держась за ручки носилок. Белобрысый паренек долго нагружал свою бочку, затем столкнул ее в воду и поплыл рядом. Верзила, похожий на огромного розовощекого и пухлого младенца, - это он приволок из хуторка оконную раму, - исхитрился втиснуть свои объемистые плечи в форточку и плыл таким образом.
Вот, собственно, и вся «эскадра» батальона, ее плавсредства. Остальные переправлялись вброд - вплавь, на так называемых подручных средствах - кто как сообразил, кто как приспособился.
- Течение злое. Навьючиваться никак нельзя, - предупредил Дородных. - Переходим на вольную форму одежды!
Дородных озабочен и мрачен. Даже в те редкие минуты, когда он шутит, выражение лица у него такое, словно он испытывает неотступную боль или во рту у него что-то горькое. Ветераны батальона помнят, что прежде комбат очень любил посмеяться. Но уже давно
Последние комментарии
2 дней 11 часов назад
2 дней 11 часов назад
2 дней 11 часов назад
2 дней 11 часов назад
2 дней 14 часов назад
2 дней 14 часов назад