Полтава [Станислав Антонович Венгловский] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (143) »
2
Корчмарь Лейба недавно перекупил за Ослом полуразрушенную корчму, которую быстро привёл в порядок. Он уже знал всех людей по окрестным сёлам, но бравого казака с быстрым звериным взглядом и тонким горбатым носом заприметил впервые. Однако будто кто-то шепнул корчмарю, что это запорожец. И правда. Во дворе под старой вербою, вросшей в низенький земляной вал, вздымались тугие конские шеи среди рогатых мирных волов да высоких «драбчастых» возов. Один конь — под турецким расшитым седлом, на другом — тёмные дорожные саквы. — Запорожец, бенимунис...[1] Корчмарь пригляделся внимательней, не оставляя своих занятий. Казак ничего не заказывал, а лишь присел — собраться с силами. Корчмарев сын поднял лоснящийся лоб, прикрытый круглой засаленной шапочкой, тоже не отрывая взгляда от редкого гостя. Под старым и бесцветным кобеняком у того — красные шаровары из дорогого сукна и синий жупан. Сабля украшена золотом. Ружьё за плечами — гетманскому вояке такое и во сне не приснится. А подобную саблю не зазорно прицепить к боку и бравому есаулу, не то что казаку. Сапоги выбивают подковами звон, хотя запорожец и не шевелит ногами. Только шапка на голове обычная, хлопская, — чтобы не бросаться в глаза красным верхом. Корчмарь приступил поближе, с намерением расспросить, в каком походе добывают такое богатство. Казак наперёд: — Когда церковь отстроили? Корчмарёво лицо прояснилось: здешний казак! Да года два не бывал дома. К руинам рабочие люди приступили позапрошлым летом. — Ещё там много работы, видите, — живо отозвался корчмарь. — Ещё когда это... — Кто отстраивает? Корчмарь даже оглянулся. Он туда стежки не топчет. Но спрашивают... — Гетманским коштом, видите... Эконом Гузь. На освящение сам гетман приедет. Так управитель Быстрицкий обещал... Казак не отвечал. Поспешил во двор. Сквозь узенькое стёклышко, засиженное в прошлые летние дни мухами, корчмарь увидел уже отвязанных коней.
Возле плотины собралось много возов. Скрипит чумацкий обоз, и местные хлопы торопятся в Гадяч на ярмарку. Широкий шлях за рекою пока что пуст. Манит подсохшей землёю. Над высоким берегом поднимается круглое, как мельничное колесо, солнце и слизывает тёплыми лучами с церкви остатки ночного мрака. Видны белые, будто сметана, стены и золотые, сверкающие — глазам больно — тонкие кресты. Люди возле воды любуются виденным. Запорожец поит в ручье усталых коней. Ему не по нраву это людское любованье. — Грех на душе... Потому хлопских денег не жаль! Какой-то старикашка качает головою в изодранной шапке: — О! Сечь... Ага... Там язык на припоне не держат... Но бережёного и Бог бережёт... Здесь полно есаулов, есаульцев, есаульчиков... Тем временем смельчака опознали: — Марко? Ты? Го-го! Низенький парубок расставляет красные руки. — Я, — отвечает Марко спокойно. — А ты — Степан... Парубок топчется на месте. Его круглое рябое лицо краснеет. Он ожидает смеха, но никто не смеётся. Кто уже готов спуститься на плотину. У кого возы далеко — те с интересом всматриваются в Марка. — Господи! — машет длинными руками Степан. — А мы с Петрусем... Проезжие люди расспрашивают, чей это сын наведался домой. Марко пробивается с конями на плотину, и нет ему супротивного слова. Запорожец. — Мы с его братом овечек пасли, — разводит руками Степан, не веря, что запорожца не обрадовали добрые слова.
Татарской стрелою взлетел конь на высокий берег. Внизу, возле речки, он развешал на голых деревьях ошмётки чёрной грязи. А наверху, на гладком месте, копыта высекли прозрачную пыль. Там раньше всего прочего просыхает земля. Другой конь, на котором привязаны дорожные саквы, не торопился. Марко ударил его нагайкой — он взвился, как ужаленный оводом, задрожал каждою жилкою, да повод не дал воли. Тогда животное будто застеснялось и уже ни на шаг не отставало от переднего своего товарища. А тут уже и подворье. Вот, за валом... На широком крыльце — мать. Опустила ведро с водою. Солнечные зайчики от воды прыгают по высокому очипку, по лицу, по шее. Но больше всего — по белой стене. Тревожат петухов, выведенных рукою Петруся. Петухи, раздражённые, ещё
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (143) »
Последние комментарии
18 часов 59 минут назад
19 часов 16 секунд назад
19 часов 8 минут назад
19 часов 16 минут назад
20 часов 14 минут назад
20 часов 33 минут назад