Философ и теология [Этьен Жильсон] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

продвинуться далеко вперед, пытаясь вновь и вновь решить одну и ту же задачу, в то время как условия ее содержат неизвестную величину, ценность которой всегда будет ускользать от нас.

Если же человек этот еще и христианин, то он неизбежно будет ощущать некоторое внутреннее одиночество. У него, конечно, нет недостатка в друзьях; но, разделяя с другими людьми общие радости, печали и заботы, в своем внутреннем мире он живет другой жизнью, события которой известны только ему, и о непрерывности которой с необходимостью свидетельствуют его сочинения. Всякий философ поймет, о чем я гоЬорю. Вот почему в той мере, в какой философ отождествляет себя со стоящей перед ним проблемой, общей, возможно, для миллионов других людей, но очень личностной, уникальной по своему месту в его душе, он ощущает себя одиноким. Он знает, что с этим и умрет, плененный абсолютной непреодолимостью пределов понимания, за которые выйти ему не суждено. В XX веке, в глубоко дехристианизированной стране философ-христианин ощущает всю неразрешимость своей изоляции намного сильнее. Мучительно «поступать не как все», в конце концов это изнуряет. Едва ли кто-нибудь, как мне кажется, находит большое удовольствие в ощущении собственной чуждости, особенно если причиной этого является другое понимание самого смысла человеческой жизни. Тем не менее, недавние ученые споры о понятии «христианская философия» со всей очевидностью показали, насколько христианская философия далека от образа мыслей наших современников. Философствовать — это еще куда ни шло, но тот, кто совершит оплошность и признается, что хочет быть христианским философом, вскоре увидит себя исключенным из философского сообщества, его просто не станут слушать.

Сколько шума из ничего, — возразят мне, — если христианский философ страдает от того, что поставил себя в неловкое положение и оказался в изоляции, почему бы ему не отказаться от стремления философствовать по-христиански? В конце концов, у большинства великих мыслителей не было другой заботы как философствовать по-философски, да и здравый смысл побуждает нас отдать к тому же предпочтение их направлению действий. Все это верно, однако совет этот слишком запоздал, чтобы ему мог последовать старый человек. Если уж ты стал христианином, то уже не можешь не быть им. Истина заключается в том, что у тебя просто нет выбора.

Христианами не рождаются, однако тот, кто появляется на свет в христианской семье, вскоре становится христианином, и его никто не спрашивает — хочет он того, или нет. Маленький человек даже не осознает, что с ним происходит, его держат над крещальной купелью и он, сам того не понимая, участвует в таинстве, которое определит его судьбу и в этой жизни, и в вечности. Его крестный отец читает за него «Credo» и от его имени принимает обязательства, смысл которых младенцу непонятен. Тем не менее, он уже связан обещанием. Во всяком случае, Церковь понимает это именно так. Позднее она каждый год будет требовать от него возобновления обетов, данных при крещении, т. е. речь будет идти о возобновлении обязательств, данных от его имени другими людьми. Он волен отказаться от них, однако между непринадлежностью к Церкви и отказом от этой принадлежности существует большое различие. Некрещеный человек является язычником; крещеный, и отказавшийся уважать свои крещальные обеты, есть отступник; он настолько отделяет себя от Церкви, насколько вообще в состоянии это сделать. Следует признать, что подавляющее большинство, находясь во власти безразличия, не принимает какого-то определенного решения, но у философа нет такой возможности. Наступает день, когда ему нужно сделать выбор: или принять от своего имени обеты при крещении, данные за него кем-то другим, или сознательно от них отказаться. Я не знаю, как бы я мыслил теперь, если бы я принял последнее решение; знаю только, что и сегодня, ясно осознавая свой поступок и свободу своего решения, я безусловно подтверждаю обязательства, которые были даны от моего имени через несколько дней после моего рождения. Одни усмотрят в этом проявление благодати, другие не увидят ничего, кроме ослепления и предрассудка. Как бы то ни было, я не колеблясь принимаю их на себя, да и к тому же не припомню случая, когда бы мне пришлось о них забыть.

Вот почему мне так трудно понять, как христианин может кичиться тем, что философствует не по-христиански. Крещение есть таинство, и христианин получает благодать независимо от своей воли. Самая простая молитва, обращенная к Богу, подразумевает уверенность в Его существовании. Участие в таинствах дает ребенку возможность личных отношений'с Богом — юному христианину едва ли придет в голову мысль, что Того, к кому он обращается, не существует. Слова «Бор>, «Иисус», «Мария» становятся для него именами реальных личностей. Они существуют необходимо, да и сама Церковь бдительно следит за тем, чтобы ни один из верующих, каким бы юным он ни был, не произносил слова, лишенные для него смысла. Споры по вопросу о