Этому человеку я верю больше всех на земле [Иван Алексеевич Бунин] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ничего не добавят ни к славе Бунина, ни к его кошельку. Что касается славы, история рассудила иначе.          

Алданов был человеком иного склада, иного темперамента. Это исторический писатель, о котором говорили, что не только его мыслям, но даже чувствам присуща научность, эрудит, всю жизнь размышлявший о связи эпох. Он был одним из основателей нью-йоркского «Нового журнала», единственного в годы войны серьезного русскоязычного журнала за пределами СССР. На редакторской работе раскрылся его своеобразный талант дипломата: находить компромиссы, гасить страсти, сохранять присутствие духа в тяжелых ситуациях, он всегда был ровен, ко всем благожелателен. Еще был гением трудолюбия: только за последние восемь лет жизни выпустил пять романов, сборник рассказов, философский трактат и научный труд по химии. Считал, что на старости лет для писателя единственной радостью является творческая работа.

На протяжении десятилетий в отношениях с Буниным Алданов неизменен: восхищается талантом Бунина, признает его писателем более крупным, чем он сам, гордится близостью к нему, трогательно о нем заботится. До получения Нобелевской премии Бунины бедствовали — Алданов организовывал бридж с участием богачей, весь выигрыш шел в пользу Буниных. В голодные годы войны, едва Париж освободили от немцев, начал слать бесконечные продовольственные посылки разным писателям, Буниным, конечно же, в первую очередь. После войны — Бунин очень стар и беден — много раз предпринимал для него сбор средств.

Когда в 1948 г. Бунин, поссорившись с влиятельной сотрудницей нью-йоркского «Нового журнала», решил прекратить свое с ним сотрудничество, Алданов ушел из редакции вслед за ним. Это был поступок мужественный, поступок настоящего друга: печататься русским эмигрантам в первые послевоенные годы было почти негде.

Он получал множество писем, в которых ему предлагалось от Бунина отвернуться. Дескать, роль Бунина в русской литературе сыграна, нынешней своей деятельностью он только бросает на нее тень. Одно из таких писем было от профессора университета штата Флорида Г. Д. Гребенщикова, автора многотомной эпопеи «Чураевы». Гребенщиков писал: «Вопрос тут не о пятнах на солнце, а о том, что часто мы принимаем за солнце давно умершую звезду». Искусители старались вбить клин в отношения двух писателей, но безуспешно. Алданов решительно стоял на своем: Бунин — гордость русской литературы столетия, Бунин — живой классик. Рецензию на «Лику» еще в предвоенные годы Алданов начал такими словами: «Лучше писать просто невозможно ... Бунин творит поэзию из всего, о чем бы ни писал».

И в переписке, и в статьях Алданов, обычно скептический и ироничный, становится поэтом, когда касается бунинского творчества. «Чем больше живу, тем больше Вас люблю. О «почитании» и говорить нечего: Вы, без спора и конкурса, самый большой наш писатель»,— это строки из его письма 1928 г. Тот же пафос в его выступлении на бунинском юбилейном вечере в Нью-Йорке в 1951 г. Однажды Алданову, редактору «Нового журнала», было необходимо заменить одно слово в бунинском  рассказе. Он сообщал об этом Ивану Алексеевичу в таких выражениях: «Убьете ли Вы меня, если я скажу, что изменил одно слово в „Чистом понедельнике“?» Когда Бунин умер, Алданов написал некролог. Кажется, не чернилами, а кровью: смерть Бунина он понимал как конец целой эпохи в русской литературе.

В свою очередь, Бунин, который был чрезвычайно скуп на похвалы и не видел достоинств почти ни в одном из современников, об Алданове всегда отзывался восторженно. Об отдельных сценах его «Истоков»: «...всплескивал руками: ей-богу, это все сделало бы честь Толстому!» Об исторических вставках в современном романе «Пещера»: «Точность, чистота, острота, краткость, меткость — что ни фраза, то золото». Из года в год он выдвигает Алданова на Нобелевскую премию.

Алданову это было, безусловно, лестно, но он отдавал себе отчет в том, что Нобелевскую премию ни в коем случае не дадут второй раз русскому эмигранту.

Была ли возможна дружба, если бы писатели были равнодушны или, более того, враждебны один к творчеству другого? Порою объясняли взаимные литературные похвалы Алданова и Бунина корыстью: Алданов-де взял на себя роль Санчо Пансо при Дон Кихоте во имя получения Нобелевской премии, а Бунин был неискренен и попросту расплачивался комплиментами за материальную помощь. 2 июня 1950 г. графоман-литератор из Амстердама А. П. Буров, избравший псевдоним «Бурд-Восходов», направил Алданову письмо с эпиграфами и завитушками. Сообщив, что письмо «продиктовано мне этой ночью Самим Господом Богом Литературы русской» (сохраняю орфографию автора), он переходил к главному тезису: Алданов — писатель-середняк, который хотел бы войти в большую литературу через знакомство с «известными АЛЛЕЯМИ».

Совершенно немыслимо представить себе Бунина и Алданова корыстниками и льстецами. Слова ободрения, которыми они обмениваются, идут у них, несомненно, от души. Вспомним невзгоды