Гелимадоэ [Ярослав Гавличек] (fb2) читать постранично, страница - 2

человеческой драмы, которая раскрывается у него на глазах, — вносит в повествование звенящую лирическую мелодию.

В мире юношеских чувств действительность предстает преображенной. Дора использует влюбленного мальчика только для того, чтобы с его помощью легче было поддерживать тайную переписку с любовником, а мальчику его новые обязанности представляются служением пажа своей королеве. Шарлатан-циркач в его воображении превращается в волшебника, освобождающего заколдованную принцессу от злых чар. Даже обыкновенное цирковое представление рисуется Эмилю сказкой, праздником радости. Романтическое восприятие явлений жизни, глубокое проникновение в поэзию окружающей природы, очарование юного, но подернутого грустью неразделенного чувства — все это придает особый аромат, казалось бы, вполне реалистическому повествованию о жизни чешского захолустного городка последних десятилетий существования Австро-Венгрии.

Такая двуплановость проявляется и в стиле романа. Гавличек в высшей степени наделен эпическим видением, умением воспроизвести точную и броскую деталь, он не боится подробных описаний внешности персонажей и обстановки, их окружающей. Читатель увидит и низкорослого доктора Ганзелина с его толстым брюшком, на котором красовался брелок, изображающий голову индейца, багровые надутые щеки старого доктора или спальню четырех сестер с их сундучками и шкафчиками, в которых хранились девичьи секреты. В то же время всякий, читающий книгу, подпадает под неуловимое очарование нежного дуновения теплого ветерка, однообразной песни реки или осеннего танца пестрых кленовых листьев.

Несомненное достоинство романа Гавличка — тонкое проникновение во внутренний мир героев, точное видение незаметных душевных движений и их результатов. «Гелимадоэ», бесспорно, принадлежит к лучшим достижениям чешской психологической прозы, достигшей в 30—40-е годы весьма высокого уровня. Выразительны психологические подробности отношений в чопорной семье Эмиля, где отец, видный по местным масштабам чиновник, нежно любит сына, а сын равнодушен к нему и обожает мать, капризную провинциальную красавицу, которая любит только самое себя, но добивается от мужа исполнения своих требований в деле воспитания сына, к которому она, в сущности, не испытывает материнских чувств. Столь же выразительно раскрыто отношение Эмиля к Ганзелину, симпатией которого он очень дорожит, тяжело переживая, что по приказу Доры вынужден обманывать доктора. Много точных психологических деталей и в переживаниях Эмиля, с его мальчишеской стеснительностью, легко ранимым самолюбием, и в перипетиях его влюбленности в Дору, которая сначала издевается над «взрослыми чувствами» мальчишки, а потом эгоистически использует их в интересах своей тайной страсти. Необыкновенно живым выступает и образ доктора Ганзелина, порой добродушного, чаще свирепого и всегда неумолимо-последовательного в осуществлении своих принципов. Тайна жизненной достоверности заключена и в образах его чудаковатых, сломленных жизнью старших дочерей с их стародевическими чудачествами и привычками. Они единодушно осуждают взбунтовавшуюся Дору, лишившую их надежды воспитывать хотя бы племянников и тем удовлетворить подавленное чувство материнства. И на самом деле, казалось бы, что стоило Доре сочетаться законным браком со смешным и жалким учителем Пирко, влюбленным в нее? Однако в этой женщине столько страстной жизненной силы, что сама мысль о таком исходе вызывает в ней бунт. Дора готова смести все препятствия, только бы вырваться на волю, только бы избежать жалкой участи сестер. А маленькая Эмма, представившаяся Эмилю воздушным эльфом, любимица семьи? Ее не миновала судьба сестер. После дезертирства Доры отец впряг ее тоже в неумолимый распорядок дел по дому. Так замирала жизнь в этом достойном семействе. Такой трагедией оборачивалось бескомпромиссное противостояние Ганзелина чуждому мещанскому окружению. Но, повторим, в произведении этот точный психологический анализ соседствует с романтическим началом, что превращает повествование в поэтическую сказку.

* * *

Тема пробуждения чувств, юношеского поэтического восприятия мира в столкновении с первыми разочарованиями, припасенными для героя прозаической действительностью, вообще очень распространена в чешской литературе XX века. Эта тема заявлена уже в эпиграфе к роману, — в поэтических строчках одного из крупнейших чешских поэтов-лириков нашего века Антонина Совы (1864—1928).

Гавличек, раскрывая тему становления и мужания человека, близок не только Сове, но и Фране Шрамеку (1877—1952) — тоже крупному чешскому поэту и