Трагедия адмирала Колчака. Книга 2 [Сергей Петрович Мельгунов] (fb2) читать постранично, страница - 3
- Трагедия адмирала Колчака. Книга 2 (и.с. Белая Россия) 4.38 Мб, 534с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Сергей Петрович Мельгунов
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (208) »
правления, выпадавшие из ослабевших рук общественных группировок, пожалуй, отчётливее представишь себе и сам омский переворот 18 ноября.
Какими побуждениями руководился Колчак в своей сибирской деятельности?
Ярко и образно отвечает на этот вопрос бар. Будберг, сам подведший в дневнике итоги тех наблюдений и суждений, иногда резких и односторонне субъективных, которыми переполнены его записи о личности и деятельности Верховного правителя.
Оставив пост управляющего военным министерством и возвращаясь в Харбин «с разбитыми вдребезги иллюзиями о возможности скорого избавления России от навалившейся на неё красной погани и её белой разновидности — атаманщины всех видов и калибров» [XV, с. 325], Будберг в записи дневника 26–31 октября 1919 г. даёт такую общую характеристику Колчака[2]:
«Характер и душа адмирала настолько налицо, что довольно какой-нибудь недели общения с ним для того, чтобы знать его наизусть. Это большой и больной ребёнок, чистый идеалист, убеждённый раб долга и служения идее и России; несомненный неврастеник, быстро вспыхивающий, чрезвычайно бурный и не сдержанный в проявлении своего неудовольствия и гнева… ради этой идеи его можно уговорить и подвигнуть на всё, что угодно; личного интереса, личного честолюбия у него нет, и в этом отношении он кристально чист. Он бурно ненавидит всякое беззаконие и произвол, но по несдержанности и порывистости характера сам иногда неумышленно выходит из рамок закона, и при этом преимущественно при попытках поддержать этот самый закон и всегда под чьим-нибудь посторонним влиянием. Жизни в её суровом, практическом осуществлении он не знает и живёт миражами и навязанными идеями. Своих планов, своей системы, своей воли у него нет, и в этом отношении он мягкий воск, из которого советники и приближенные лепят что угодно, пользуясь тем, что достаточно облечь что-нибудь в форму необходимости, вызываемой благом России и пользой дела, чтобы иметь обеспеченное согласие адмирала… Тяжело смотреть на адмирала, когда неожиданно он наталкивается на коллизию разных мнений и ему надо принять решение; видно, что он боится не ответственности решения, а принятия неверного, вредного для всепоглощающей его идеи решения… Он… болезненно реагирует на всё, что становится на пути осуществления главной задачи спасения и восстановления России, причём, как и во всём, тут нет ничего личного, эгоистического, честолюбивого… Попав на высший пост военного командования, адмирал, со свойственной ему подвижнической добросовестностью, пытался получить не приобретённые раньше знания, но попал на очень скверных и недобросовестных учителей, давших ему то, что нужно было для наставления адмирала в желательном для них духе… На свой пост адмирал смотрит как на тяжёлый крест и великий подвиг, посланный ему свыше, и мне думается, что едва ли есть ещё на Руси другой человек, который так бескорыстно, искренно, убеждённо, проникновенно и рыцарски служит идее восстановления единой, великой и неделимой России. Истинный рыцарь подвига, ничего себе не ищущий и готовый всем пожертвовать, безвольный, бессистемный и беспамятливый, детски и благородно доверчивый, вечно мятущийся в поисках лучших решений и спасительных средств; вечно обманывающийся и обманываемый, обуреваемый жаждой личного труда, примера и самопожертвования; непонимающий совершенно обстановки и неспособный в ней разобраться; далёкий от того, что вокруг него и его именем совершается»… [с. 331–333].Действительно, нельзя отказать автору дневников в образности изображения. Его зарисовка как бы фотографически запечатлевается в восприятии. Но насколько она соответствует действительности под пером человека, чрезмерно любящего аналитически «разглядывать жизнь» и слишком уверенного в познании истины? Одна черта преобладает во всей этой характеристике. Будберг приехал в Омск с некоторым предубеждением против Колчака; по харбинским рассказам и впечатлениям других, он думал встретить скорее «самовластного и шалого самодура». «Совершенно ошибся», — записывает он после первого же свидания [XIV, с. 281]. И во всех последующих отзывах он подчёркивает исключительный идеализм, которым веяло от всей фигуры «полярного мечтателя». Не один Будберг выносит такое впечатление. Вернувшийся из Омска в Харбин ген. Флуг передаёт Будбергу, что адмирал «чище, честнее, идейнее всех» [XIII, с. 284]. Эти свойства не могли не очаровывать тех, которые подходили к Колчаку не с мерилом формальных и трафаретных политических оценок и которые искали, как, например, беллетрист Ауслендер, прежде всего «подлинной человечности»… Подобное очарование отнюдь не являлось результатом искусного приёма, применённого опытным charmeur’oм[3], — увлекала та простота, внимательность, отзывчивость и непосредственность, с которой Колчак, внешне замкнутый даже в отношении
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (208) »
Последние комментарии
7 часов 19 минут назад
7 часов 35 минут назад
7 часов 48 минут назад
7 часов 53 минут назад
10 часов 25 минут назад
10 часов 29 минут назад