От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Слог хороший, но действие ГГ на уровне детсада. ГГ -дурак дураком. Его квартиру ограбили, впустил явно преступников, сестру явно украли.
О преступниках явившихся под видом полиции не сообщает. Соглашается с полицией не писать заявление о пропаже сестры. Что есть запрет писать заявление ранее 3 дней? Мало ли, что кто-то не хочет работать, надо входить в их интерес? Есть прокуратура и т.д., что может заставить не желающих работать. Сестра не
подробнее ...
пришла домой и ГГ отправляется в общественную библиотеку, пялясь на баб. Если ГГ и думает, то головкой ниже пояса. Писатель с наслаждением описывает смену реакции на золотую карту аристо. Диалоги туповатые, на уровне ребёнка и аналогичным поведением. История драки в школе с кастетами и войнами не реально глупая. Обычно такие тупые деологи с полицией, когда один сознаётся в навете оканчивается реальным сроком. Когда в руки ГГ попали вымогатели с видео сестры, действия ГГ стали напоминать дешевый спектакль. Мне данный текст не понравился, сказочно глупый.
пламенем, бросали в топки уголь полуголые кочегары.
Когда корабль пришёл в порт Ревель, Якум дал Володе какой-то свёрток и сказал:
— Сейчас подойдёт барказ. Отправишься с матросами на берег. В порту отыщи грузчика Пахома — его все знают — и передай ему этот пакет. Только так, чтобы никто не видел.
Володя сунул пакет под свою полосатую тельняшку и сказал: «Есть!», как полагается на флоте. И не подозревал мальчишка, что в этот момент он впервые в жизни приобщается к революционной работе. В пакете находились прокламации. Через несколько часов Володя возвратился на корабль. Поручение было выполнено.
— Молодец, салага! — улыбнулся обычно хмурый Якум.
А Володя был счастлив, что его назвали салагой. Так моряки шутливо называют юнг и молодых матросов-первогодков.
Время шло. День за днём, месяц за месяцем, поход за походом. Не было такого порта на Балтике, где бы не побывал Володя: в Кронштадте, Ревеле, Гельсингфорсе, Либаве. Якума часто переводили с корабля на корабль, и вместе с машинистом Гайдебулиным переходил и Володя.
Тяжёлая корабельная служба шла своим чередом: пронизывающий ветер на качающейся палубе и адская жара в машинном отделении, артиллерийские учения, когда от грохота орудий кажется, лопаются барабанные перепонки в ушах. Особенно трудно приходилось зимой: свирепые штормы швыряли корабль, холодные волны заливали палубу. Бывало, промокнет Володя до нитки, зубами дробь выбивает, а Якум говорит:
— Ничего не попишешь, салага, — привыкай! Такая уж наша служба морская.
И Володя старался, по примеру своего дядьки, и вида не показывать, когда было ему трудно, холодно или страшно.
Приходилось Володе и «драить медяшку» — это значит начищать до огненного блеска медные ручки и перила на корабле, и швабрить палубу, и до боли в суставах чистить на камбузе гнилую картошку.
А то спустят его на канате за борт. Висит Володя над пенящимися волнами и начищает двуглавого орла — царский герб, который был укреплён на серой броне корабля.
Но, помимо всей этой работы, была у Володи и другая. Как только корабль приходил в порт, Володя отправлялся на берег, унося под тельняшкой очередной пакет для товарищей по подполью.
* * *
Шёл славный 1917 год, год Великой Октябрьской революции. Володя Карасёв служил теперь юнгой в машинной школе в Кронштадте, куда определил его Якум Гайдебулин.
Однажды в холодный осенний день матросы с кораблей и береговых батарей собрались на Якорной площади. Был здесь и Якум Гайдебулин. Матросы отправлялись в Питер. Володя молча стал рядом с Якумом. Ему тоже дали винтовку.
В эту ночь, по приказу Военно-революционного комитета большевистской партии, красногвардейцы и моряки штурмовали Зимний дворец, где засело буржуазное Временное правительство.
Из-под широкой арки ринулись матросы на Дворцовую площадь. Резкий ветер летел с Невы, и там вдали на воде перемигивались сигнальные огоньки кораблей. И вот прогремел выстрел из корабельной пушки. Это крейсер «Аврора» подал сигнал атаки. Мог ли знать тогда Володя Карасёв, что выстрел этот прогремит на весь мир и навеки останется в памяти людей?
Многого ещё не понимал тогда Володя, но, идя за своим «дядькой» Якумом, он знал, что воюет против заклятых врагов — богачей и жестоких царских офицеров, против того самого попа, из-за которого он ушёл из родного дома. В руках у Володи была винтовка, и он очень гордился тем, что идёт воевать вместе с Якумом и его друзьями-матросами.
Под натиском революционных отрядов распахнулись высокие ворота дворца, и наступающие побежали вверх по широкой мраморной лестнице, стреляя на ходу. В дыму Володя разглядел, как какой-то офицер прицелился в Якума. Выстрелить он не успел. Володя выстрелил первым и уложил врага наповал. А когда Зимний был уже взят, Володя увидел в одном из залов большое золочёное кресло. Недолго думая он уселся в это кресло, чтобы зашнуровать развязавшийся ботинок. Вокруг захохотали.
— Вот царский наследничек выискался! Ты куда сел? — сказал смеясь рабочий-красногвардеец.
— А что? — удивился Володя. — Разве нельзя? — спросил он, глядя на своего «дядьку». Но — и тот хохотал вместе со всеми.
— Силён салага! На царский трон взобрался!
Впервые за все эти годы услышал Володя раскатистый смех Якума Гайдебулина. Он словно помолодел в ту ночь: морщинки разгладились на тёмном усталом лице, а губы раскрылись в широкой улыбке.
Так стал Володя Карасёв матросом революционного флота. Два года прослужил он в Кронштадте, защищал Петроград, а потом вместе с другими матросами-добровольцами уехали Якум и Володя на сухопутный фронт воевать за республику Советов с белыми генералами.
Постукивают на стыках рельсов колёса вагона. Едут моряки в дымных теплушках на восток, на колчаковский фронт. Приехали в город Пермь на реке Каме, погрузились на старенький речной пароходик,
Последние комментарии
4 часов 34 минут назад
8 часов 23 минут назад
8 часов 41 минут назад
8 часов 47 минут назад
9 часов 2 минут назад
10 часов 35 минут назад