Сад Камней [Даниил Александрович Гранин] (fb2) читать постранично, страница - 35

не открылись.

На витринах лежали тарелки с бутафорской едой. Город не хотел вставать, он притворялся спящим. В подъезд шикарного отеля вышел швейцар. Начищенная золотая ливрея горела на нем. Он стоял, выпятив грудь, чувствуя себя генералом. Он мечтал стать генералом. Л вдруг подумал, что если бы японцы первыми придумали атомную бомбу, он эту бомбу сбросил бы па американцев.

Я чувствовал, что начинается предвзятость и, что бы я ни увидел, все теперь будет питать эту предвзятость.

В переулке, за низкой оградой мы увидели камни. Они лежали, большие и маленькие, на земляной площадке. И на каждом была цена. Камни стоили дорого. Мы так долго рассматривали их, пытаясь понять, чем же определялась их стоимость, что не заметили, как открылась мастерская. Полутемная мастерская-магазин, плечистый хозяин в халате улыбнулся нам из ее глубины, показав свои длинные, расходящиеся веером зубы, и уселся работать. Он делал очередной камень. Он орудовал резцом и молоточком, потом он водил напильником, брал какие-то пропитанные краской губки. Действия его были странны, потому что непонятно было, чего он добивается. Перед ним стоял камень, обыкновенный камень. Он скалывал какой-то кусочек, прищурясь, оглядывал и так, и этак, что-то еще выковыривал, где-то заглаживал, втирал краску.

— Он делает из обыкновенного камня хороший камень, пояснил Конеко-сан.

— Ага, он выявляет в камне камень, — сказал я.

— Как же так, что ж это происходит? — сказал Глеб. Значит, эти камни изготовляются. Смотри, он втирает зеленую краску. Делает камень старым.

— Их покупают для всяких садов. Декоративных, — пояснил Конеко-сан.

— Значит, вот так был изготовлен и Сад камней? — спросил Глеб.

Конеко-сан успокаивающе улыбнулся:

— Не думаю.

— Но зато сейчас наверняка изготавливают, — сказал я. — Ты посмотри, какой получается старинный замшелый камень. Сколько в нем поэзии и раздумий! На десять тысяч иен, не меньше. Хочешь, я тебе куплю в подарок? Отправишь его багажом и поставишь у себя дома. Вместо телевизора. Придешь с работы и смотри… Лицо Глеба передернулось, как от боли. Он ничего не ответил. Напрасно я так сказал, несправедливо.

Камни стояли рядами. Все разные: мрачно-черные, округлые, угловатые. Скалистые, маленькие, как бы настольные, утесистые, в трещинах, напоминающие замки; большущие, похожие на вулкан по дороге из Кимамото; театральный вулкан, откуда шел оранжевый дым и пахло серой, а кругом были желтые бетонные доты, на всякий случай, чтобы укрыться от лавы. И дальше были горы, похожие на эти камни со светлыми верхушками, или, вернее, эти камни были куда более похожи на горы, чем сами горы, затянутые понизу голубыми сетями от камнепада, а некоторые были залиты бетоном, и бетон, чтобы не портить пейзажа, был покрашен в зеленый цвет. Это были капитально отремонтированные, ухоженные горы, снабженные канатными дорогами и отелями.

Вдруг Глеб рассмеялся и утешающе взял меня под руку:

— А хорошо, что эти камни раздражают нас. Все же, значит, мы можем отличить настоящее от подражания. Мне и в голову не приходило, что камнями здесь тоже торгуют. Дешевые копии, дорогие копии. Но, может, мы не имеем права смеяться над этим. И все равно, камни — это одно, а Сад камней — другое. Не важно, как их располагать. — Он совсем развеселился: — Ты знаешь, говорят, что древние японские художники время от времени меняли свои имена. Они не боялись как бы начинать сызнова. Все-таки это удивительно. И великолепно. И героично!

Я не очень понял, какая тут связь с камнями, но что-то тут было. Я попробовал представить, как я, Сомов, принимаю другую фамилию, появляюсь где-нибудь в Харькове, и нет у меня ничего ни звания, ни наград, ни трудов, а есть только то, что я знаю, что умею. Ставят меня каким-нибудь младшим научным сотрудником, и все начинается с нуля. Надо доказать, что ты что-то можешь, тягаться с этими быстрыми, языкастыми, самоуверенными юнцами. Что ты для них: стареющий специалист, который не достиг за свою жизнь вроде бы ничего, кроме возраста, — следовательно, неудачник. Легко вообразить, с какими насмешками принимались бы мои замечания и всякие предложения. Бог ты мой, какое трудное это было бы испытание!.. Но зато я был бы тот, кто я есть сегодня, а не тот, кем я был… Лавочки открывались одна за другой. Хозяева выставляли к входу обычные счастливые амулеты торговли — больших гипсовых собак и кошек. Бежали школьники в форменных костюмчиках, умытые, краснощекие. Шагали в свои офисы клерки. На улицах становилось тесно. Двигались машины, автобусы, мотоциклы, в воздухе нарастал запах бензина, запахи гари, угля, асфальта, запахи толпы, запахи закусочных, но сквозь все это еще можно было различить свежий запах рыбного рынка.

1971