Путеводитель для гнома [Виктория Илларионовна Угрюмова] (fb2) читать постранично, страница - 3

смутные подозрения.

— Простите, Вы случайно не князь Аскольд? — спросила я, немея от собственной догадки (нет, утром надо выпить бутылочку-другую валерьянки, и месяц никаких газет и телевизора. А то ведь свихнусь, и вся недолга).

— К Вашим услугам, — расплылось по ветру прозрачное сияние.

Видимо, за многие сотни лет Аскольд приобрел светские манеры.

— На концерт идете? — не спросил, а скорее, утвердил, призрачный князь. — Сегодня все уважающие себя киевляне стремятся попасть на концерт.

— Кто выступает? — деловито осведомился Пфуффий. — У меня, понимаешь, времени немного. А успеть надо — у-у-у.

— Лист приедет с супругой, — сказал Аскольд. — У вас с собой для сугреву ничего не найдется? Стоял, понимаешь, за билетами, замерз окончательно. Могилу не отапливают… Безобразие кругом.

— Для тебя — всегда! — с готовностью молвил гном, извлекая из чемоданчика объемистую, пузатую бутыль зеленоватого стекла. Судя по ее размерам, в чемоданчике больше ничего и не было. — А что Лист здесь потерял в такую погоду?

— Ну, ты даешь, — привидение вроде слегка обиделось. — Он супругу где себе раздобыл, смекаешь?

Эта история была весьма популярной в свое время: великий музыкант концертировал в Киеве, здесь влюбился и здесь же женился. Даже здание, в котором он выступал, снести еще не успели. Просто поражаюсь неоперативности наших градостроителей. Не знаю, читал ли Аскольд мои мысли, или там и читать было нечего, но он подтвердил сии догадки легким кивком.

— Вот-вот, супругу сюда тянет, слов нет. И Ференц вынужден, воленс-неволенс, привозить ее время от времени в стольный град. А чтобы не заскучать, заодно выступает перед своими поклонниками. Кстати, вы собрались идти или нет?

Я так умоляюще глянула на Пфуффия, что он покатился со смеху:

— Кто кому обещал город показывать, а? Ну, пойдем, пойдем.

Я набрала в грудь побольше воздуха и обратилась к Аскольду, твердо решив предполагать самое заманчивое и несбыточное:

— А Куприн будет?

— Должен, — ответило привидение. — Но гарантий не даю. Он, видите ли, давеча повздорил с Ольгой, с княгинюшкой нашей. Конечно, тут дело житейское, с ней не повздорить невозможно, у нее талант особый. Батый днями наведывался, говорит — ностальгия замучала. А княгинюшка тряхнула стариной и замордовала его, болезного. Он теперь кается, что в сторону Киева поглядел. Джихангиру-то я, признаться, и сам бывало глаз-другой подбивал, потому не лезь на матушку-Русь; но старушка всем кровь портит. Ей ведь памятничек воздвигли, а он возьми и не потрафь вот бабулька и бушует. Игорь опять же ведет себя не по-джентельменски, — Аскольд понизил голос, будто выдавал государственную тайну, «Гинессом» увлекся и «Хеннеси» чрезмерно потребляет. Ольге с ним несладко…

— Все равно ведьма, — флегматично бросил Пфуффий.

— Возможно, — согласилось привидение. — Но нас это не касается; нас интересует концерт. А еще больше нас занимает содержимое бутылки… бутылочки… — после раздалось невнятное бульканье.

Бутылка была оторвана от князя деликатным, но решительным движением, после чего перешла в полное мое пользование. Вкус был неописуемый, и необходимость вернуть емкость непосредственному владельцу заставила меня понять, что чувствовали предки, сдавая Киев татарам…

— Подвезем? — весело спросил кто-то, цокая рядом.

Питье в пузатой бутылке (между прочим, неисчерпаемой) оказалось крепчайшей мальвазией урожая Бог весть какого года. И приняв на свою совесть около полу-литра этого легендарного напитка, я уже ничему не удивлялась. Кентавр? Ну, пусть его будет кентавр. Кентавр?!!!

Я воззрилась на топотящее по улице создание с таким выражением на лице, что оно (то есть создание) надо мной смилостивилось.

— Китоврас я, — сообщило создание, ладно вышагивая иноходью. Онисимом кличут.

Хорошо, что тупость моя не простиралась до непроходимости, и я знала, что китоврасом кентавров называют на матушке-Руси. Другое дело, что мне всегда казалось: полукони-полулюди не имеют привычки украшать бока шашечками, как на такси. Пока я размышляла над этими, несомненно важными вопросами, кентавра приметили и мои собутыльники.

— Онисимушка! — рявкнул осчастливленный полбутылью Аскольд. — Как дела сердечные?

— Не спрашивай, — махнул рукой полуконь. — Я ей слово — она мне десять. И все в отрицательном то есть смысле.

— Не согласная? — изумился в свою очередь Пфуффий.

— Такая вредная бабенка попалась, — нажаловался китоврас. — А весу-то пудов шесть будет; постыдилась бы… Вы на концерт? Я с вами; ну его, этот извоз — настроение не то… Ну-ка, дай хлебнуть винца…

— Глаза твои конячьи, бесстыжие и мерзопакостные, — заголосило сверху.

Я подумала, что концерт Листа мне ни к чему, потому что такую экспрессию редко где сыщешь.

На помеле рядом со мной парила полнотелая женщина — вылитая Солоха — и крыла кентавра разными словами. Половину из них я процитировать вслух никогда бы не