Радость и страх. Рассказы [Джойс Кэри] (fb2) читать постранично, страница - 3

Оксфорд-стрит, тратит деньги бедного Гарри, а все для того, чтобы пустить людям пыль в глаза». Она не выносила даже шелеста шелковых юбок Эдит, даже запаха ее пудры.

Целых полгода Табита была твердо намерена стать миссионершей в Китае, желательно среди самых темных язычников. Но этот план рассыпался прахом, когда в Кедры приехал погостить один миссионер, который, хоть и был героем, был еще и очень нетерпим к современным женщинам. При виде женщины на велосипеде он испытывал ужас и скорбь, а папироски, которые курила Эдит, едва не вынудили его искать другого пристанища.

В Табите, при всей строгости ее взглядов на приличествующее женщине поведение, всякий человек, дерзнувший дурно отозваться о женщинах или посягнуть на только что обретенные ими свободы, вызывал мгновенный отпор. Она заявила гостю, что и сама ездит на велосипеде, а что тут плохого?

Он сухо ответил, что порядочной женщине ездить на велосипеде не пристало по причинам, в которые он предпочитает не вдаваться в присутствии молодой девушки. Табита залилась краской и выпалила: - Это как понимать?.. До чего же у вас, видно, испорченный ум! - Эдит и Гарри возопили, миссионер вздернул брови и поджал губы, а девушка вскочила с места, крикнула: - Нет, не буду извиняться! - и выбежала из комнаты. Заодно она тут же отказалась от мысли посвятить себя миссионерской деятельности и вместо этого решила стать пианисткой. Музыкой она и раньше занималась с успехом. Теперь она стала проводить за роялем по шесть часов в день и, к всеобщему удивлению, не отступала от этого правила больше года. Она взрослела, а потому и сама запрещала себе разбрасываться. Воображением ее завладела столь неотразимая для деятельного ума идея наполеоновской натуры, которая намечает себе программу жизни и выполняет ее, проявляя железную волю и неколебимую выдержку. Она трудилась за роялем так рьяно, что Эдит чуть с ума не сошла, а Гарри стал опасаться за здоровье сестры.

Ее же часто охватывала тревога, странное отношение к роялю и даже к своей нежно любимой комнатке. В таком-то состоянии она, высунувшись однажды утром из окна и глядя невидящими глазами на весеннее цветение в саду, громко воскликнула, сама себя напугав: - Не могу я так больше, не могу, хоть бы что-нибудь случилось!

3

В эту самую минуту, как и в предыдущие несколько дней, из-за угла показался молодой человек, нарядно, даже кричаще одетый - серый, перец с солью, костюм со стоячим воротником, синий галстук бабочкой, серый котелок, надвинутый на правую бровь, - и устремил на окно Табиты глаза, такие же синие, как его галстук. Одновременно он стал быстро вертеть в пальцах правой руки до блеска отполированную желтую тросточку, а левой рукой подкрутил кверху кончики своих золотистых усов.

На Табиту, хоть она видела его не впервые, его появление в эту минуту и в особенности его взгляд подействовали как удар. Правда, появился он в свое обычное время, в половине десятого, но на время она раньше не обращала внимания - или ей так казалось.

Она ринулась обратно к роялю и снова набросилась на свои гаммы, играла их с обычным остервенением и бормотала про себя: «Противный человек, если он воображает, что я подошла к окну, чтобы на него полюбоваться, так он очень ошибается. И какая невоспитанность! Понятно, почему его не приняли в клуб».

На самом же деле молодого человека по фамилии Бонсер забаллотировали при выборах в теннисный клуб по нескольким причинам. Он не здешний житель. Он кругом в долгах. И хотя он говорит, что денежные затруднения у него временные, пока не кончилась тяжба, в результате которой он получит большое наследство, ему почему-то - скорее всего, из-за его красивой внешности - не верят.

Табита, встретив этого молодого человека на общественном балу и протанцевав с ним три танца, потому что он оказался хорошим танцором, с тех пор о нем почти и не вспоминала. Слишком она занята музыкой, ведь музыка - дело всей ее жизни. И теперь она опять заслоняет от себя его существование блестящими пассажами для левой руки, которая у нее еще отстает от правой, и вспоминает только два дня спустя, когда он попадается ей навстречу на Хай-стрит.

Он снимает шляпу театральным жестом, вызывающим такое презрение у местных молодых людей, и восклицает:

- Мисс Баскет, какое счастье!

- Простите... - И очень холодный взгляд.

- Благодарю вас за то, что узнали меня.

- Я вас сначала просто не заметила.

- Вам же известно, некоторым людям здесь советуют не иметь со мной дела.

- Нет, я не слышала, я ведь очень занята.

- О, я так и знал, что вас это не смутит. Понимаете, мисс Баскет, вы чуть ли не единственный человек во всем Фруд-Грине, которого не шокирует, что я не хожу каждый день на службу.

- Но это же глупо...

- Да, не правда ли? - Теперь он идет с ней рядом. - Но конечно, здесь вся жизнь немного провинциальная - очень ограниченная, очень мещанская, очень, я бы сказал, фрудгринская.

- А я люблю Фруд-Грин. По-моему, это очень