Ордынский дефолт [Евгений Арсюхин] (fb2) читать постранично, страница - 4

был такой, как если бы вы нашли на обороте стодолларовой купюры портрет вождя мирового пролетариата. Понятно, что дирхем покатился вниз. Тохтамыш был благодарен Дмитрию за разгром Мамая. Но он терял реальные бабки, причем не в последнюю очередь из-за того, что русские дорвались до монетных штемпелей. Он по-хорошему писал Дмитрию: мол, урезонь своих ребят, хватит им озоровать (правда, таких писем до нас не дошло, но наверняка писал, куда бы он делся), но тщетно. Тохтамыш двинулся к Москве. Хотя его встретили артиллерией (это были первые пушки, «тюфяки», которые от слишком сильного выстрела разваливались), он почти без сопротивления взял Москву, а Дмитрий, как я уже говорил, скрылся на даче в Подмосковье. Почему же воины, столь классно вмазавшие Мамаю, как загипнотизированные, позволили Тохтамышу войти в родную хату? Как сказал Пушкин, жалок тот, в ком совесть нечиста. Русские прекрасно понимали, что дерут их за дело — нечего было монетки подделывать. К тому же если Мамай был всего лишь полевым командиром, то Тохтамыш — «царем», и руку на него нельзя было поднимать. Об этом чуть подробнее. С самого начала нашего государства у русского великого князя был своеобразный комплекс неполноценности. Должен был быть кто-то над ним, желательно иностранный. Корни этого комплекса непонятны, но факт, что таковой «патрон» всегда находился, а если патрон скисал, ему искали замену. Такого патрона звали «царь». В эпоху Киевской Руси царем был император Византии. Падение Византии от крестоносцев почти совпало с приходом Орды из степей Монголии, так что хан стал новым «царем». Среди ханов были плохие, как, например, «поганый Узбек», или с человеческим лицом, как-то «зело добрый Джанибек», но все они были царями, и только Иван Грозный осмелился назвать царем самого себя, отделавшись наконец от комплекса неполноценности. Тохтамыш был для Дмитрия авторитетом, поэтому нужно было а) сидеть и б) смирно. В свою очередь Тохтамыш не слишком усердствовал. Разорять Руси он не хотел, поскольку та платила ему дань. Правда, под парами победы на Куликовом поле перестала было платить, но после разорения Москвы в 1388 году одумалась. А для того, чтобы в глазах мирового сообщества Русь оказалась посрамлена и рубль рухнул, достаточно было просто небольшого точечного удара. Удовлетворившись, Тохтамыш извинился перед Дмитрием и пошел назад. Все это немецкие исследователи узнали из архивов биржи в Азове, которые до сих пор хранятся в Италии. Когда итальянцев выгнали из южнорусских степей, они все документы забрали с собой.

А ПОТОМ ВСЕ ПОШЛИ ПИТЬ ВОДКУ

Что было после Куликова поля? Дмитрий, оправившись от сожжения Москвы, надумал чеканить мелкую монету, денгу, по образцу ордынской, а чтобы ее легче принимали на мировых рынках, стал писать на оборотной стороне всякие глупости по-арабски. Такого удара дирхем выдержать не смог. За русской деньгой стояла вся мощь крепнущей Москвы, а степь нищала, и скоро в Орде стало не хватать серебра на монету. Весь XV век — это время превращения дирхема из полновесной монеты в полное медное дерьмо, а Орды — в кучку народа, мечущегося по степи. Чтобы поддерживать курс рубля на должном уровне, не завися при этом от внешнего рынка (серебряные рудники были по-прежнему за пределами России), князья вскоре придумали водочную монополию, и иностранцы удивлялись, почему в кабаках алкашей, дошедших до самой крайности, не выгоняют, а только поощряют к питию. Парадокс заключается в том, что, на бытовом уровне битва на Куликовом поле была блестящим, но совершенно бесполезным делом. Как Царь-пушка, которая никогда не стреляла. Или как корабль «Буран», облетевший шарик один раз, в котором сейчас детишкам показывают «Звездные войны». А вот на уровне экстра-шкурном Куликовское поле было началом всего: водочной монополии, русской монеты, артиллерии, царского титула, государственной независимости… Да, всего, чем мы, невзирая на присущие русским самоедство и рефлексию, пытаемся наслаждаться сейчас. Но все это пришло после, когда поле Куликово уже ободрали мародеры. Когда сейчас говорят, что Куликова поля не было, это лишь доведенный до абсурда комплекс национальной неполноценности. Пора лечиться, хорошо бы сходить к психотерапевту. В его роли может выступить Семеныч, который сегодня живет в землянке на месте исторической битвы. Он бомж, и от него дурно пахнет. Но он порвет пасть любому, кто усомнится, что ему выпало жить на святой земле. Потому что иначе Семеныч потеряет последнюю надежду, последний стимул жить. А такие вещи терять нельзя.