Конец здравого смысла (сборник) [Пантелеймон Сергеевич Романов] (fb2) читать постранично, страница - 3

«Индустрия». Кило? Полкило? — забарабанил человек в синем.

— Мне два бутерброда мои, понимаете?

Человек презрительно дернул плечом и закричал:

— Вафли «Демократия». Тянучки «Лига Наций».

Марч выскочил на улицу и побежал по тротуару.

Внизу, в синей глубине десятиэтажного провала, на земле колыхалось море человеческих фигур.

Из клокотавшей пропасти доносился грохот приведенного в движение металла.

Сочные клубы автомобильной гари обволакивали этажи, и люди, спешащие по тротуарам на той стороне, казалось, бежали по воздуху. Дым маскировал движущийся асфальт, и черные силуэты напоминали пожарных.

Да, это походило на пожар, где единственными сгораемыми предметами были люди. Все остальное — железо, бетон, сталь — казалось вечным в безумном хаосе нагромождения, лязга, пения проводов, скрежета и дикого воя сирен.

Марч, втянув голову в плечи, бежал вместе с толпой. Его шевиотовый потертый пиджак развевался наподобие флага. Весь вид Марча кричал о терзаниях человеческого существа, не кормленного и раздраженного до предела.

Какой-то субъект, бегущий впереди на колесах, нанял дрожащий в воздухе аэротакси и умчал, пустив в нос англичанину струю дыма.

— Проклятье! Эй, вы!

Что-то скользившее впереди рухнуло к ногам Марча.

Англичанин остановился. Это была женщина.

— Мсье, — простонала она, — дайте руку.

— Что с вами? — раздраженно буркнул Марч.

— О, мсье, ничего хорошего. Мне вчера сделали прививку от ревности в Институте Уничтожения Вредных Чувств… Я второй день бегу…

— Куда?

— Ах, мсье, это неизвестно даже Институту. Последнюю неделю я питалась пищевыми пилюлями. Мне некогда обедать. Я так ослабла. Вместе с ревностью я, кажется, потеряла аппетит. По дороге из Института я забыла свой адрес. Теперь придется в Отделение Освежения Памяти. Благодарю вас!

Вырвав руку, она бросилась в такси.

Молодой человек попробовал улыбнуться, но, вспомнив о еде, заскрежетал зубами.

— Черт, хотя бы этих лепешек!..

Глаза Марча сразу поймали нужное.

Ярко-желтая вывеска и на ней:

КАФЕ

Молодой человек рассмеялся, открывая дверь. Волна испарений ударила терпким, но вкусным ароматом.

Одиннадцать или больше — трудно определить, не только циферблат часов, но и самое кафе с эллипсоидом цинковой стойки — все колышется в синем табачном дыму.

Оркестр оборвал игру. Сразу вспыхнули крики и звон бутылок.

Вошедший в изнеможении рухнул на стул и осмотрелся.

Оркестр вновь играет что-то гулкое, от чего бокалы плачут жалобно и звонко.

В углу, за столиком, трое мужчин кончают ужин.

Марч напрасно шарит в карманах пиджака.

Взор его остановился на недоконченном блюде. Он вздрогнул как на электрическом стуле.

— Мосье не будут так любезны уделить что-либо из их ужина? — нерешительно спросил Марч по-французски с резким акцентом.

Сидящие повернулись к нему.

— Мы уже кончили.

— Вы француз? — удивился другой.

— Я англичанин. Вы разрешите?

И прежде чем кто-либо успел разрешить, молодой человек жадно принялся за холодный картофель.

— Может быть, вы хотите пить? — один из говоривших откинулся на спинку кресла, следя за соусом, исчезавшим во рту чрезвычайно подвижного англичанина.

— Пить?.. Нет. Благодарю, — хладнокровно заметил Марч и встал.

— Бокал красного, — продолжал настаивать сидящий.

Человек, предлагавший пить, выглядел молодым… Пожалуй, самое изумительное в нем — глаза, серые, бегающие и рассматривающие в упор, одновременно холодные и смеющиеся. В уголках губ контролирующая улыбочка. Одет он во что-то штампованное, незапоминающееся.

— Нет, благодарю, — попятился Марч.

Собеседник поспешно встал, обнаружив подвижную фигуру в плотном английском пальто.

— Вы не должны уходить. Меня зовут Лавузен. Анри Лавузен, художник.

— А меня… — запнулся англичанин.

— Вы забыли? — ласково спросил Лавузен.

— Нет, конечно. Мое имя Марч Суаттон. Но я, право, не могу вспомнить свою профессию…

— Она ужасна, что-нибудь вроде репортера, палача, доктора? — улыбнулся Лавузен.

— Хуже. У меня ее нет вообще. До свидания! — и англичанин, повернувшись, выбежал из кафе.

Лавузен поспешил за ним.

— Слушайте, вы, человек без профессии! Одну секунду!

— Ну, — отозвался хриплый голос Марча.

— Вы мне нравитесь, — прокричал Лавузен, — и если я вам понадоблюсь, приходите ко мне. Мой адрес: рю Севинье, 4, ателье художника Лавузена… Обещаете?

— Может быть, — донесся ответ.

В отсвете фонаря Лавузен едва уловил тень торопливо убегавшей фигуры.

Глава вторая

К одиннадцати старинный квартал Марэ затихает.

Еще в центре гудит волна моторов, устало мигают рекламы.

Париж возится, сопит, вздрагивает.

На рю Севинье — излюбленном убежище художников-антикваров, — в низеньких домиках со