Высшая степень адаптации [Стенли Вейнбаум] (fb2) читать постранично, страница - 11

прикрывшись одной лишь простыней. Доктор видел ее спокойное, равномерное дыхание.

Прошло много времени. Наконец ему послышалось тихое шипение струящегося газа, однако в комнате, за которой он наблюдал, ничего необычного не было заметно.

Через некоторое время маленькое пламя свечи начало мигать. Скотт, наблюдая за огоньком, увидел, что цвет его изменился. Через полминуты пламя стало меньше и погасло. На фитиле еще некоторое время светилась красная точка, потом погасла и она. Это означало концентрацию от восьми до десяти процентов двуокиси углерода в атмосфере комнаты — слишком много, чтобы могла продолжаться жизнь. Однако Кира жила. Несмотря на то, что ее дыхание теперь казалось глубже, никаких признаков недомогания не наблюдалось. Девушка адаптировалась к незначительному содержанию кислорода в воздухе.

Но эта способность вскоре должна была исчерпать свои возможности. Скотт, вглядываясь в темноту, вдруг увидел, что дыхание Киры участилось. Больше сомнений не было; грудь девушки поднималась и опускалась все тяжелее. Неожиданно Кира открыла глаза. Она провела рукой по лицу, затем по горлу. Мгновенно поняв опасность, девушка спрыгнула с кровати. Но она еще не до конца проснулась и поэтому бросилась сперва к двери.

Скотт заметил неуверенность ее движений. Кира безрезультатно нажимала ручку, дергала ее, затем подбежала к окну. Она шаталась как пьяная, но все же достигла окна. Ее лицо находилось недалеко от Скотта, но он сомневался, что Кира его видела. Ее глаза были широко открыты и полны страха, она в отчаянии хватала ртом воздух. Девушка подняла руку, чтобы разбить стекло. Удар был слабым, и стекло лишь дрогнуло и не разбилось.

Она снова подняла руку, но второго удара не получилось. Кира закачалась, поднятая рука ее рухнула вниз, глаза помутились. Девушка упала на колени и безвольно опрокинулась на пол.

Скотт посмотрел на свои часы и отсчитал мучительные пятнадцать секунд, затем поднял раму на окне. Поток газа вызвал у него головокружение, и Скотт ухватился за подоконник. Слабый порыв свежего воздуха прояснил голову, и доктор перелез в комнату.

Воздух был внутри тяжелый, но вблизи открытого окна дышать было можно. Скотт трижды пнул ногой в стену комнаты Баха.

Шипение газа прекратилось. Скотт дождался, когда в замке повернется ключ, поднял Киру, выбежал с ней из комнаты в библиотеку.

Бах посмотрел на прекрасное лицо девушки.

— Словно богиня, — сказал он. — В наших действиях есть нечто греховное.

— Быстрее! — выдохнул Скотт. — Она в обмороке, а не под анестезией. Одному Богу известно, когда она придет в себя!

Но Кира еще не пришла в сознание, когда Скотт положил ее на подготовленный операционный стол в приемном покое Баха и затянул ремни на ее запястьях, туловище и стройных голых ногах. Он посмотрел на неподвижное лицо и серебристые волосы девушки, почувствовав, как у него до боли сжалось сердце, когда Бах включил яркую операционную лампу.

— Ты была права, — прошептал он лежащей без сознания девушке, — если бы у меня нашлось твое мужество, не было бы ничего, что мы вместе не могли бы достичь.

— Доберемся через носоглотку? — спросил вдруг Бах. — Или я должен сделать трепанацию.

— Конечно же, через носоглотку!

— Но я бы охотно использовал возможность повнимательнее осмотреть ее шишковидную железу. Это необычайный случай и…

— Через носоглотку! — отрезал Скотт. — Я не хочу, чтобы она потом ходила с большим шрамом на голове. А носовую перегородку можно очень легко зашить.

Бах вздохнул и начал. Несмотря на долгий опыт клинической работы, Скотт был вынужден признать, что не в состоянии хладнокровно следить за этой операцией. Он подавал старому доктору инструменты, но избегал смотреть на девушку.

— Так, — сказал наконец Бах. — Дело сделано!

Бах еще раз наклонился над девушкой, чтобы проверить швы, и затем отступил назад. Впервые после начала операции у него появилась возможность спокойно рассмотреть лицо Киры. Эффект ошеломил старого врача: исчезли роскошные, алюминиевого цвета волосы девушки, а вместо них появились темные спутанные локоны пациентки из больницы. Бах поднял ей веко и увидел ее бледно-голубой глаз. Что осталось от ее красоты? Разве что слабый след ангельской чистоты и невинности на ее бледном лице. Она была больше не богиня, а смертная — обыкновенный, в меру симпатичный, но здоровый человек.

Он в задумчивости смотрел на лежащую перед ним фигурку и вдруг услышал хриплый шепот Скотта:

— Как она прекрасна!

Бах поднял брови. Он вдруг понял, что Скотт видит Киру не такой, какой она сейчас лежит перед ним, а такой, какой она совсем недавно была. В его глазах, глазах влюбленного, она осталась прежней божественной Кирой.