Сцена к водевилю Д. Ленского «Лев Гурыч Синичкин» [Николай Робертович Эрдман] (fb2) читать постранично, страница - 3

ой!

 Пионер. Товарищ опасно больной! Прежде чем тебя начнут резать, разреши зачитать тебе объединенную резолюцию девочек, болеющих корью, и престарелых астматиков нашей только что выстроенной раньше срока больницы.

 Кассио. Ой, ой, ой!

 Девочка (читает). «Мы, взрослые астматики, и девочки, болеющие корью, единогласно постановили на нашем четырнадцатом объединенном собрании, что ты не должен отчаиваться».

 Кассио. Ой, ой, ой!

 Девочка. «А если же какой-нибудь нелепый случай вырвет тебя из наших рядов, знай, что новые тысячи опасно больных заменят тебя на этом посту. А пока что прими от нас, милый опасно больной, наш любимый и нами самими выстроенный раньше срока барабан». (Ставит барабан на живот Кассио.)

Все аплодируют.

 Кассио. Ой, ой, ой!

 Борзиков. Знаете, Петр Петрович, я не очень согласен с трактовкой этого места. Почему он у вас все время стонет?

 Пустославцев. Как — почему, Федор Семенович, он же опасно больной. Больные всегда стонут.

 Борзиков. Это, Петр Петрович, больные старого времени стонали, а новый больной, нашей неповторимой эпохи, стонать не может.

 Пустославцев. Что же он, по-вашему, на операционном столе хохотать может?

 Борзиков. Ну, хохотать не хохотать, а подхихикивать он, по-моему, мог бы.

 Пустославцев. Вы думаете?

 Борзиков. Я никогда не думаю. Я уверен в этом совершенно официально, как автор.

 Пустославцев. Товарищ Напойкин, вот автор предлагает очень интересную и свежую краску для вашей роли. Вы должны не стонать, а подхихикивать.

 Кассио. Подхихикивать? Вот тебе раз! Я же больной.

 Пустославцев. Вы больной, но эпоха наша здорова, и это следует оттенить. Понимаете?

 Кассио. Понимаю.

 Пустославцев. Ну, оттеняйте.

 Кассио. Хи-хи-хи.

 Пустославцев. Очень хорошо. Дальше.

Дробь барабана, и в операционную входят с и д е л к и со стягом.

 Сиделка. Дорогой умирающий, мы, сиделки, технический персонал и ночные сторожа нашей выстроенной раньше срока больницы, с неослабевающим интересом следим за твоей болезнью и твердо надеемся, что она приведет тебя к тому или иному концу.

 Кассио. Хи-хи-хи.

 Пустославцев. Стойте. Федор Семенович, как вы хотите, но с подхихикиванием в этом месте что-то не получается.

 Борзиков. Почему?

 Пустославцев. Ну как — почему. Все-таки сиделки следят с неослабевающим интересом, а он подхихикивает. Это неудобно.

 Борзиков. Вы правы. В этом месте он может стонать.

 Пустославцев. Товарищ Напойкин, вот автор предлагает очень оригинальную и свежую краску для вашей роли. Вы должны в этом месте не подхихикивать, а стонать.

 Кассио. Здравствуйте! Что же я, в конце концов, должен делать — стонать или подхихикивать?

 Борзиков. Вы должны это объединить, товарищ Напойкин. Вы должны строить роль диалектически. Иногда в вас начинает говорить старое и вы начинаете стонать, но как только вы начинаете стонать, на вас обрушивается новое и вы начинаете подхихикивать. Понимаете замысел: стонете - подхихикиваете, подхихикиваете — стонете, вот у вас и получится диалектика.

 Кассио. Спасибо, душка.

 Пустославцев. Повторить.

Сиделка. И твердо надеемся, что она приведет тебя к тому или иному концу.

 Кассио. Ой, ой, ой, хи-хи-хи.

 Борзиков. Прекрасно! Очень хорошо! Настоящее единство противоположностей! Дальше!

 Дездемонова. Будут ли еще приветствия от каких-либо организаций?

Эмилия. Насколько мне известно, кажется, все. Хотели еще выйти аппендицитники, но, кажется, их самих сегодня оперируют.

 Дездемонова. В таком случае, товарищи, я считаю, что официальная часть кончилась и мы можем приступить к операции.

 Кассио. Ой, ой, ой, хи-хи-хи.

 Дездемонова. Товарищ Эмилия, подайте маску с хлороформом. Одевайте.

 Кассио. Ой, ой, ой, хи-хи-хи.

 Дездемонова. Начинайте считать, вы скорее заснете.

 Кассио. Пять в четыре, пять в четыре, пять в четыре, пять в четыре, пять... (Храпит.)

 Дездемонова. Чу! Он заснул. Обнажите ему живот.

 Пустославцев. Раиса Минишна, я просил вас вздрагивать в этом месте. Когда ему обнажают живот, вы вздрагиваете. Понимаете? Обнаженный живот Кассио — это трамплин, от которого вы должны отталкиваться в вашей дальнейшей любовной сцене. Я вас очень прошу, Раиса Минишна, отталкивайтесь от живота.

 Дездемонова. Я этого места как-то не чувствую, Петр Петрович. У товарища Напойкина совершенно невыразительный живот. От чего я здесь могу вздрагивать? Смешно.

 Кассио. Не беспокойтесь, Раиса Минишна, я вам его на спектакле под такого красавца загримирую, что вы будете полчаса вздрагивать.

 Дездемонова. Хвастун!