В дни торжества сатаны [Вячеслав Яковлевич Куликовский] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

человеческого внимания и усилий. Это, во первых — деньги и, во вторых, достигаемое через них и посредством них, — могущество. А слава?.. Слава — чепуха. Это говорю я — бывший клерк фирмы «Торговый дом Бурбенк и Сын» в Нью-Йорке.

Я не король, не герцог, даже не князь. Я — Джон Гарвей, просто мистер Джон Гарвей из Нью-Йорка.

У меня, повторяю, нет титула. Вместо него еще три года тому назад на моей визитной карточке, немного пониже фамилии, значилось самым мелким курсивом:


Президент Всеамериканского синдиката соединенных трестов: горнопромышленных, электрических и железнодорожных.


В течение пяти лет, имя Джона Гарвея было неотделимо от этой надписи как на столбцах прессы, так и в умах представителей правительственной власти, финансистов и широкой массы населения. Эта надпись была моим титулом. Правда, он звучит не так громко, как титул хотя бы блаженной памяти императора австрийского. С этим я согласен. Но смею вас уверить — удельный вес его в Новом и даже в Старом Свете был куда значительнее.

Когда не отошло еще в область анахронизма понятие об Англии, как о стране с монархическим образом правления, о короле этой страны говорили: «Он царствует, но не управляет», а о президенте Соединенных Штатов: «Он не царствует, но управляет». Не могу не сознаться, что эти выражения были порождены чьей-то очень неглупой головой: одно маленькое слово «не», соответственно перемещенное, лучше всяких длиннейших трактатов объясняло сущность образа правления двух величайших мировых держав. Не знаю национальности автора этого замечательного изречения. Если он француз и не был удостоен места в Пантеоне — это величайшая несправедливость.

Да, повторяю, это чрезвычайно несправедливо. Я обижен за него. И еще более — за себя. Вы спросите — почему? Я попытаюсь вам изложить все как можно понятнее, но это не так просто. Да, не так просто, черт возьми!

Официально президент Соединенных Штатов был правитель с весьма ограниченной властью; неофициально, особенно в последние годы, он был почти самодержец; а еще более неофициально, его власть сводилась к нулю, Nom de Dieu, как говорят провансальцы. Какая путаница противоречивейших понятий! Есть от чего закружиться голове не только слабого, но и среднего человека. Тем не менее, я все-таки распутаю для вас этот новый Гордиев узел.

Дело в том, видите ли… Ну, словом, я буду краток: как я уже говорил, президент Соед. Штатов неофициально управлял республикой почти неограниченно. А президентом республики управлял (уже совершенно неофициально) президент Синдиката соединенных трестов, т. е. ваш покорнейший слуга.

Если Людовик-Солнце говаривал: «Франция — это я», он был почти прав. Но если бы я три года назад на одном из торжественных приемов в Белом Доме заявил: «Америка — это я!» — то я был бы совершенно и абсолютно прав.

И, тем не менее, меня почти наверное сочли бы за сумасшедшего. Никто не поверил бы мне, как ни один из добрых англичан не поверил бы во времена монархии, что его король может что либо сделать по собственному усмотрению в своей стране. Да, мне никто не поверил бы. Никто, за исключением самого президента республики, да, пожалуй, еще нескольких членов Синдиката и правительства. Но, увы, — я думаю, что не они попытались бы убедить присутствовавших в справедливости моего заявления.

Вся жизнь не только в стране, но и на всем материке направлялась и регулировалась Синдикатом трестов. А деятельность Синдиката направлял и регулировал я. И я, мистер Джон Гарвей, бывший клерк фирмы «Торговый дом Бурбенк и Сын», фактически был единственным повелителем всего материка. Одним росчерком пера я мог остановить биение пульса жизни во всем Новом Свете. Десяток шифрованных телеграмм, — и всюду гаснет электрический свет, перестает подаваться вода; замирает транспорт, не добываются больше металлы и уголь; вследствие недостатка топлива и электрической энергии останавливается работа фабрик и заводов; население городов голодает, миллионы безработных угрожают государственному спокойствию…

Я надеюсь, — вам понятно теперь, кем был еще не так давно мистер Джон Гарвей из Нью-Йорка? Слова остряка: «он не царствует, но управляет» — как вы ясно видите теперь, относились не к кому иному, как ко мне. Только Джон Гарвей мог с неоспоримым правом сказать: «Америка — это я!»

Какие праздные мысли! Милый мистер Джон: мне очень стыдно делать вам замечания, но я боюсь, что вы скоро вернетесь к уровню того умственного развития, которым обладал некогда клерк почтенного мистера Бурбенка. Всему виной отвратительный Демон Уныния. Что ему надо от меня? Поистине, наглость его не имеет пределов. Мало того, что он является непрошенным — он распоряжается занятым не по праву помещением, как собственной, купленной на вечные времена паевой квартирой. Он распаковывает свои чемоданы и заполняет своими гнусными пожитками самые мельчайшие уголки экспроприированного им пристанища. Он отравляет своим ядовитым дыханием тончайшие