Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Потом запой. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
задумчивым до вечера был и перед сном убитого на войне брата Андрея вспомнил:
— Давеча и не соснул, а показалось — Ондрюшка балалайку налаживал. Бывало, меньшой Ваньша холостовать уйдет, а Ондрюха в заулке на балалайке поигрывает. Мастерил он их — лучше магазинных голосом. Девок только Ондрюха пошто-то боялся…
Дубовиками грибы звать — дома по книжке угадали. А звук остался бы загадкой, не приди мы сюда весной и не заночуй на мыске. С той поры и зачастил я к осине. Отец на ноги ослаб, а из приятелей кто в такую грязь потащится сюда.
Доберусь до мыска, засветло балаган подправлю и сушняком запасусь. А затемнеет — сварю кашу с дымком и под теканье бекасов хлебать начну. В неразгляди подлетит к огнищу смешной куличок и долго-долго пытает меня: «Ты кто? Ты кто?..»
Все тише и тише урлычут лягушки, реже блеют уставшие бекасы, где-то на болоте переступил онемевшими ходулями журавль, курлыкнул и все затихло…
Потянуло сквозняком, словно забыл закрыть лаз балагана, а тут кто-то дверь отпахнул, сдунул пушинки пепла, и запереглядывались угольки на огнище. Явственно стали выступать березы и за ними застекленели водоразливы. А на востоке ожил костер и пламя слизнуло по горизонту остаток ночи…
Вот тогда неслышно появился он на осине, чутко и осторожно стал прослушивать свой инструмент. Скоро, скоро, еще секунды — и раскатится по небывалому залу аккорд утротворца. И тут на узкой загривине за болотом недотепа-тетерев зацедил сквозь клюв: «Чу-у-шь…» Со всех сторон на него досадливо зашикали: «Ты-ти-ше».
Он на осине затаился, и в еле уловимый скоротечный миг слышно было, как сердце мое торкнулось навстречу ему и свежему утру. И тогда поднялся звук струны на самой высокой ноте, и не то вздрогнули, не то разом зазвенели деревья. Не трель, не барабанная дробь, а именно звон струны раскатился по округе. И заиграли в солнечные трубы журавли, и разручьились косачиные подыгрыши, и отозвались голосами и крылышками бекасы.
Тогда на осине видел я и не верил своим глазам: маленький дятел часто-часто, до алости на голове, ударял клювом по сухой защепине. И осина рождала чистый звук.
Никто не видел и не знал, сколько дней, а может, и лет потратил дятел, пока отыскал покалеченную осину. Никто не знал и не слышал, как настроил он ее, вызвал к жизни сильный и стройный звук.
…Начинался день, и обессиленный дятел незаметно улетел с осины. Я покидал мысок и легко шел и шел лесами.
ЖИВАЯ ВОДА
Побулькивает ручеек в ложбинке, словно кто-то прополаскивает горлышко. Слушаю его, и кажется: пройдет самая малость, и он запоет. И солнце оперлись подбородком на облако — ждет. И зайчишка под таловым кустом уши навострил — тоже ждет: запоет ли? И я жду…
Ждал, ждал и задремал. Тогда и запел надо мной жаворонок. Кажется, переместился ручеек высоко в небо, чисто-чисто заструился и вернулся на землю песней… А земля слушала, нежилась и дышала. По-над пашнями стояло сине-сине, и березовые колки плыли горделивыми белыми лебедями…
Много ли надо для радости? Припал жаворонок к воде, освежил горлышко и запел. И все окрест высветилось. Потому, видно, и деревья, и цветы, и зверушки — к земле припадают, и все они от ее материнской груди возносятся к солнцу.
БЕРЕСТЕЧКО
Запалился и взмок я по кочкарнику и камышу Гусиного болота, пока одолел его и выбрался на угористый берег, где светлели и таяли на солнце розовыми вершинами молодые березы. Под ними на обогреве стянул отпотевшие болотные сапоги, постелил телогрейку и свалился на нее отдохнуть и подремать.
Худо мне спалось ночью в ячменной соломе. Она была волглая и успела запреть, за ворот рубахи угодила остистая мякина и лопатки сводил неутихающе-нудный зуд. А если я начинал шевелиться — сбивал солому и к телу подбирался сырой холод. И когда совсем изнемог-обессилел, пашней кто-то зачавкал, стал приближаться к моей куче. Никаких коней или коров и быть не должно — до ближней деревни с десяток километров. Да и кому бы взбрело в голову отпускать на волю скот, если только-только истлели снега и синели воды ляжинами да низинами.
Кто, как не лось — самая матерая лесная животина — глубоко проступается на оттолклой пашне и тяжело чавкает грязью. Еще вздумает на солому ступить… И рука нащупала коробку спичек, хотя не просто подсветить сырье. Да нечем больше и отпугнуть сохатого… А он уже остановился возле кучи и устало по-коровьи задышал, и неожиданно для полуночи… гулко чихнул. Конечно, чихнул лось не совсем и громко, как мне показалось, однако подскочил я в своем «гайне» и пласт соломы скатился к ногам пришельца. Лесная животина скакнула от кучи и начала молотить пашню, взбурилила внизу разливное течение речки Крутишки.
Не успел как следует отойти, а в старом лесу на увале во всю мочь заголосило и заухало. И ноги у меня отнялись выше колен… Ну ладно, знаю и понимаю, что совы-неясыти схлестнулись, и не свалю на леших, только до сна ли тут.
Последние комментарии
4 часов 18 минут назад
6 часов 52 минут назад
7 часов 20 минут назад
7 часов 27 минут назад
1 час 43 минут назад
10 часов 30 минут назад