Возвращение Онегина [Александр Абрамович Хазин] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

толкнув
в живот,
Ему сказали: «Идиот!»
Он, вспомнив древние порядки,
Решил дуэлью кончить спор,
Полез в карман…
Но кто-то спер
Уже давно его перчатки;
За неименьем таковых
Смолчал Евгений и притих.
13.
Он из трамвая вышел сразу
И только тихо про себя
Сказал излюбленную фразу:
«Когда же черт возьмет тебя».
И, полон разных треволнений,
Спешит голодный наш Евгений
Туда, где есть любой товар,
Короче — едет на базар.
А там… О милый старый
Гоголь,
Где мне таланта столько
взять:
Все это сразу описать
Для моего пера —
не много ль?
Благослави меня, Парнас,
Но я берусь за сей рассказ.
14.
Лишь небо станет розоватым,
Шумят молочные ряды
(Хотя не столько молока там,
Сколь самой будничной воды).
Там целый мир сыров
душистых,
Тушенки в банках золотистых
Там рыбы с дымной чешуей
Блестят балтической волной.
А утки чуть еще трепещут,
Купаясь в собственном жиру,
На зависть моему перу
Их золотые перья блещут,
А в глубине идет подряд
Кабаньих туш кровавый ряд.
15.
Шумит, гремит колхозный
рынок,
Душе приятна суета
И цен смертельный поединок,
И нравов наших простота.
Но вот, нарушив строй веселый,
Походкой медленной, тяжелой,
Душой подлец, одеждой франт,
Идет по рынку спекулянт.
Вот перед нами пантомима —
Украли чей-то чемодан,
А чуть подальше хулиган
Кого-то молча бьет… А мимо.
Явив спокойствия пример,
Проходит милиционер,
16.
Но, право, хватит отступлений,
Сюжет продолжить нам пора.
Итак, мы знаем, что Евгений
Сегодня с самого утра
Идет по улицам, скучая,
Знакомых старых не встречая,
Но вскоре, позабыв свой сплин,
Он входит в хлебный магазин,
Весьма упитанная дама
Ему насущный хлеб дает,
Но, как всегда, недодает
Примерно четверть килограмма.
И, честь торговую поправ,
Ее благославляет зав.
17.
Онегин дальше путь направил
И думал, выйдя за порог:
«Мой дядя самых честных
правил,
Он тут работать бы не смог»…
Как часто, с жадностью внимая
Красивым клятвам краснобая,
Мы знаем, что в душе он плут,
Что ждут его тюрьма иль суд,
Что он ворует, окаянный,
И ловко сам уходит в тень…
Нет, верю я — настанет день
Благославенный и желанный,
Когда в кругу своем родном
Мы лишь с улыбкой помянем
18.
Все тех, кто нам мешал
когда-то
Нечистой совестью своей,
Кто нас любил любовью
«блата»,
А может быть, еще нежней.
Читатель, я пишу ретиво
И ты, конечно, справедливо
Задашь и мне вопрос о том,
Как сам боролся я со злом.
Иль я, собрав и гнев и волю,
Об этом жаловался в суд,
Иль, приложив упорный труд,
Писал Советскому контролю,
Иль, как писатель, не зевал
И письма в прессу посылал.
19.
Я им пишу, — чего же боле,
Что я могу еще сказать,
А плуты многие на воле,
А блат встречается опять —
И я брожу, как мой Евгений,
В суетном мире учреждений,
Слагаю горькие стихи,
Простите мне мои грехи.
И я уйду от жизни бурной,
И мой погаснет острый взор,
Но ты придешь ли, прокурор,
Пролить слезу над ранней
урной?
Желанный друг, сердечный
друг,
Еще работа есть вокруг.
20.
Мы все учились понемногу,
Чему-нибудь и как-нибудь,
Искали честную дорогу,
Прямой, ведущий к цели путь,
Мы избегали низкой лести,
Мы знали все, что делом чести
И делом славы стал наш труд;
Но среди нас еще живут
Враги Закона и Указа…
У нас позорно до сих пор
В ходу излюбленная фраза:
— Ну, что ж поделаешь —
война…
Хоть и закончилась она.
21.
Спешит скорее мой Евгений
Увидеть старый милый дом,
Где он в тиши уединений
Когда-то жил,
О сколько в нем
Найдет наш