Подпольщик [Роман Анатольевич Глушков] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

указывал на то, что насчет длины гвоздей хозяйка мне не солгала.

— Как только Тарахтун у нас поселился и начал шуметь, мы подполье от греха подальше и закупорили, — пояснила Матвеевна. — Я тогда хотела еще батюшку из Тогучина пригласить, но Афанасий Палыч пораскинул мозгами и запретил. Сказал, что, дескать, раз Тарахтун не причиняет нам зла, значит, он не бес. А раз не бес, то может сильно обидеться, ежели начнем изгонять его как беса. Тем более что к тому времени мы уже нашли верное средство… как его успокаивать.

— Вы пели ему песни? — догадался я.

— В точности так, Василий Кузьмич, — подтвердила бабушка Аграфена. — До песен он и впрямь дюже охочий. Да что там! Такого благодарного и верного слушателя, как он, у меня до сей поры еще не было. Даже Афанасию Палычу под старость лет мое пение осточертело хуже горькой редьки. А Тарахтун может часами под полом мурлыкать, слушая, как я пою. Он мне даже аплодировать научился. Уж не знаю, чем он там хлопает, ведь у духов, кажись, нет рук, но получалось очень похоже. Почти душевно, ежели так можно сказать про духа.

— А вы не пытались продать дом и переехать куда — нибудь в другое место?

— Ой, да куда же?! — всплеснула руками хозяйка. — Мы ведь с Афанасием Палычем тут выросли и всю жизнь прожили! И главное, зачем переезжать — то? Это поначалу Тарахтун нам докучал, но потом мы оба к нему привыкли. А сегодня он и вовсе для меня, почитай, самое родное существо, даром что я ни разу его в глаза не видела. Но как — никак, а тридцать лет бок о бок живем — шутка ли!..

Прежде я лишь читал о полтергейсте, но не сталкивался с ним наяву. И вот, когда волею судьбы неожиданно столкнулся, это выглядело столь обыденно и неромантично, что я даже ощутил некоторое разочарование. И все — таки заверение Матвеевны насчет миролюбивости Тарахтуна меня не успокоило. Чувство, что он продолжает наблюдать за мной из мрака через щели в рассохшихся половицах, было слишком сильным и неприятным. Да и сама Матвеевна, после того как я заподозрил, будто она меня разыгрывает, стала смотреть… нет, не с неприязнью. Но теперь в ее добрых глазах появилось сожаление и легкая обида. Которые тоже были намеком на то, что я вдоволь здесь нагостился, пора и честь знать.

В общем, спустя четверть часа я, откланявшись, поблагодарил Аграфену Матвеевну за угощение, погрузил в машину свою аппаратуру и покинул Родники с неуютным ощущением вины. Той, которую испытываешь, когда влезаешь в чужие секреты, пусть даже это вышло нечаянно.

Но, видимо, такой уж плохой я был журналист, если даже на пятом десятке лет меня терзали подобные непрофессиональные рефлексии…

* * *
Прошло два с половиной года. После телепередачи о бабушке — певунье я сделал еще уйму репортажей о выдающихся земляках, поколесив по дорогам Тогучинского района. И впечатлений от этих поездок накопилось много. Поэтому со временем история с полтергейстом из Родников отложилась у меня в памяти лишь как один из странных случаев, что бывают в практике любого корреспондента. Случаев любопытных, но тех, рассказывать о которых совершенно не хочется: мало того что не поверят и обзовут чокнутым, так еще и насмехаться за спиной станут.

Вот и я тогда промолчал. А зачем было кому — то в чем — то признаваться? Живущий в подполе дух, который не причиняет никому зла, а лишь иногда шумит и колотит по доскам?.. Какие, право слово, мелочи! Особенно беря во внимание, как много происходит в мире куда более загадочных и отнюдь не безобидных аномальных явлений.

И все же рассказанная выше история получила свое продолжение.

Однажды я сидел за компьютером и монтировал очередной видеоматериал, когда проходивший мимо меня коллега, Володя Горский, вдруг остановился, как будто вспомнил о чем — то важном, и поинтересовался:

— Кстати, ты уже читал вчерашнюю «Тогучинку»?

— Нет, — ответил я, не отрываясь от работы. — А что там было?

— Да ничего особенного, — махнул рукой Володя. — Просто пишут, что та старушка из Родников, про которую ты когда — то репортаж делал, недавно умерла. Последнее время она у нас в Тогучине в больнице пролежала, где и скончалась. В отделе культуры попытались каких — нибудь ее родственников разыскать, да так и не нашли. В общем, похоронили за государственный счет. Но достойно, как почетного жителя района, которым она вроде бы официально и являлась.

— Вот оно как! Что ж, печально… — Я откинулся на спинку кресла и опустил руки. Новость о смерти Аграфены Матвеевны не стала для меня ударом, но все равно огорчила. Слишком уж теплые воспоминания остались у меня о ней и о ее песнях, пускай общались мы тогда всего — навсего пару часов.

Едва я подумал о Матвеевне, как тут же вспомнилась и история с ее домовым… вернее, подпольным. Причем вспомнилась так ярко и во всех подробностях, как будто случилась вчера. И я, сам того не желая, задал Горскому пришедший мне на ум вопрос:

— А что стало со старушечьим домом в Родниках, «Тогучинка» не пишет?

— Нет, не