Прошлое гражданского брака [Александр Валентинович Амфитеатров] (fb2) читать постранично, страница - 5

уже совершенно гражданское, погашеніе брака. Но мы видѣли, что, противодѣйствуя разводу de jure, фактически Екатерина была на его сторонѣ, и потому власти смотрѣли сквозь пальцы, a самовольные разводы практиковались почти открыто и свободно до воцаренія Павла. Ему, мстительному сыну несчастнаго брака, въ которомъ взяли верхъ самостоятельность и геній женщины, принадлежатъ тѣ рѣзкія ограниченія свободы брака вообще и, въ частности, по разводу, которыя вошли впослѣдствіи въ николаевскій сводъ законовъ. Извѣстно, что ограниченія эти суровѣе, чѣмъ требуетъ даже Кормчая книга, и Павелъ выдержалъ изъ-за нихъ цѣлый богословскій споръ съ президентомъ Сѵнода, митрополитомъ Гавріиломъ, который, несмотря на свой высокій духовный санъ и преклонный возрастъ, оказался гораздо либеральнѣе. Вообще, духовенство не было противъ разводныхъ грамотъ – настолько, что еще въ 1730 году понадобился указъ противъ священниковъ, которые, по просьбѣ духовныхъ дѣтей, скрѣпляли своими свидѣтельскими подписями самовольныя разводныя письма. Шестьдесятъ лѣтъ спустя Павелъ бросилъ Сѵноду въ упоръ обвиненіе, что духовенство потворствуетъ и разводамъ, и новымъ бракамъ разведенныхъ. Образцы разводныхъ грамотъ сохранились въ достаточномъ количествѣ, чтобы судить о силѣ и характерѣ этого правового обычая. Въ одной изъ нихъ, отъ 1697 года, особо оговорено разрѣшеніе мужу жениться на другой. Такъ было на верхахъ общества. Въ народѣ разводъ осуществлялся еще того проще. Старинный, языческій бракъ заключался y воды, разорвать его также можно было лишь y воды, и языческій разводъ на много вѣковъ пережилъ языческую свободу. Мужъ и жена становились по двумъ сторонамъ ручья и тянули черезъ него тонкое полотенце, покуда оно не разрывалось пополамъ. Кусокъ сииволическаго холста оставался въ рукахъ мужа, кусокъ въ рукахъ жены, и бракъ объявлялся уничтоженнымъ, a супруги – вольными идти, куда имъ угодно, и жить – каждому по своей волѣ и съ кѣмъ хочетъ. Въ Черногоріи очень схожій обрядъ существовалъ еще въ XIX вѣкѣ, при чемъ, если расторгаемый бракъ продолжался болѣе десяти лѣтъ, мужъ обязанъ былъ выдавать женѣ пенсію въ размѣрѣ, опредѣляемомъ мірскою сходкою.

Итакъ, мы видимъ, что процессъ закрѣпощенія русскаго брака закончился не такъ ужъ безнадежно давно, и что въ вопросѣ о раскрѣпощеніи его современностъ колеблетъ совсѣмъ не тысячелѣтія и даже не вѣковыя традиціи, a просто-напросто сводъ законовъ Николая I, который санкціонировалъ пылкіе запреты Павлова trop de zèle. Только конецъ XVIII ж первая половина XIX вѣковъ объявили безповоротными преступленіями – какъ произвольное вступленіе въ бракъ, такъ и произвольное его прекращеніе, a церковное бракосочетаніе и церковный разводъ обставили узкими ограниченіями, которыя превратили гражданскій бракъ, какъ естественный суррогатъ, изъ случая въ постоянное явленіе и изъ возможности въ необходимость. Даже въ вѣкѣ Ярослава умѣли уважать психологическія и экономическія причины къ разводу. Такъ – супруги имѣли право разойтись; если: одна сторона убѣждалась, что другая промышляетъ воровствомъ, если мужъ, обремененный долгами, грабилъ имущество жены. Въ московскій періодъ – если мужъ былъ настолько тяжело боленъ, что пришлось совершить падъ нимъ обрядъ соборованія, то, по выздоровленіи, воля жены была жить съ нимъ дальше или покинуть его, какъ заживо мертваго, и выйти за другого (Маржеретъ). Вообще, старая Русь, при всѣхъ деспотическихъ недостаткахъ ея брачнаго уклада, имѣла на вопросъ о брачной устойчивости взглядъ довольно трезвый. Его превосходно выразилъ послѣдній человѣкъ старой Москвы и первый человѣкъ новой Россіи, Петръ Великій, когда уговаривалъ Ягужинскаго развестись съ женою, одержимою припадками меланхоліи: «Богъ установилъ бракъ для облегченія человѣка въ горестяхъ и превратностяхъ жизни, дурное супружество прямо противно волѣ Божіей, и потому столько же справедливо, сколько и полезно, расторгнуть его; продолжать же его крайне опасно для спасенія души». Лишь XIX вѣкъ, создавшій государственную и духовную бюрократію, постарался, въ союзѣ этихъ двухъ страшныхъ силъ, обратить церковный бракъ въ пожизненную тюрьму безъ просвѣтовъ и щелочекъ на свободу, съ довѣчными кандалами обрядовой формалистики, нерасторжимой между двумя существами, даже когда между ними расторгнуто все и по душѣ, и по плоти. Такъ что въ ІХ-мъ и X вѣкахъ, о которыхъ помянулъ г. Розановъ, гг. Несторъ и Огузъ, пожалуй, еще никого не удивили бы, да и не нуждались бы въ громкомъ оглашеніи своего гражданскаго союза: онъ былъ бы въ порядкѣ вещей. «Бунтъ» ихъ – гораздо современнѣе. Онъ идетъ далеко не противъ глухой старины, а, напротивъ, воюетъ лишь съ результатами тѣхъ, еще не столѣтнихъ даже, новшествъ, что внесены въ русскій семейный строй бюрократическимъ дыханіемъ Павловщины и Николаевщины. Россія успѣла уже столько изъ наслѣдій эпохъ этихъ переработать на новое, что неприкосновенными святыни ихъ почитаться болѣе нигдѣ не могутъ. Россія сняла безобразные николаевскіе