Приключения Робинзона Кукурузо [Всеволод Зиновьевич Нестайко] (fb2) читать постранично, страница - 39


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

только назад пуговицей.

— Да что вы, диду! Это же не мы, это же не наши. Это Кныш. Мы выследили его и хотим задержать.

— Вот оно что? Кныш? А вы не ошибаетесь?

— Да мы своими глазами видели! — теперь уже не удержался я. — И как ставил, и как выбирать один раз приезжал… Вдвоём с Кнышихой.

— Ну, тогда другое дело. Тогда вы молодцы. Только рано вы его ждёте. Он приедет под утро, часа в три-четыре. А сейчас ещё двенадцати нет.

— Да ну! — удивился я.

— А вам показалось, что уже и ночь прошла? Давно ждёте?

— С самых сумерек.

— Вот бедняги. И не заснули. Ну так ложитесь, а я подежурю, раз так. А потом разбужу.

— Да что вы — мне вовсе не хочется спать, — хорохорился Кукурузо.

— И мне, — вынужден был сказать и я.

— Ну смотрите, — равнодушно сказал дед и осторожно стал загонять свой челнок в камыши рядом с нашим.

Мы молчали. Кукурузо, видно, ждал и боялся дедовых расспросов. Но дед молча маскировал свой челнок камышами. В таких случаях всегда лучше самому что-то спрашивать. И Кукурузо наконец несмело спросил:

— Диду, а вы как здесь очутились?

— Топиться ехал. С горя. Что у меня внук такой непутёвый.

— Да не шутите, диду.

— Вот, интересно мне с тобою шутить!

— Ну, скажите, диду, — канючил Кукурузо.

Ты же мне соврал, чего же я должен правду тебе говорить.

— Да я…— запнулся Кукурузо. Что же тут скажешь?

— Эх-хе-хе, — печально вздохнул дед. — Куда же я мог ехать!… Тебя, дурачка, искал… Взялся это я сегодня днём ружьё своё чистить. В воскресенье же открытие охоты. Решил и твоё почистить. Думаю, хоть и двоечник ты, а жалко — всё равно надо же из тебя охотника сделать. Гляжу — нет твоего ружья. Туда-сюда, всю хату перерыл — нету. Неужели, думаю, украл кто-то? Потом глядь — патронов почти половины нет (они же у меня, дурачок, на счету). Стал догадываться. Тем более, вижу, и стёганки нет, в которой ты со мной на охоту ходил… Но всё-таки решил проверить. И потащился аж в Пески к тётке Ганне… Вот так ты мои старые ноги жалеешь! Туда семь километров, назад семь. Там тебя, ясное дело, не нашёл… Ганне не стал ничего говорить, чтоб не волновалась. Ну, думаю, не иначе, как в плавни хлопец махнул, чёртова душа. Я и сам туда пацаном когда-то удирал… Пришёл из Песков — уже вечерело. Надо бы на утро поиски отложить, да на душе неспокойно. Всё-таки плавни — это не шутка. Не один фашист могилу тут себе нашёл. Чем дома сидеть, дай, думаю, поеду поищу. И поехал. Вот так-то…

Мы всего могли ожидать — и того, что дед будет сильно ругаться, и даже уши надерёт, как бывало. Но что дед будет говорить так просто и откровенно, мы, конечно, не думали. Мы притихли и молчали.

— Эх, неужели я помру и не увижу, выйдет из тебя человек или нет? — с болью сказал дед.

— Не говорите так, диду, не помрёте вы, — испуганно пискнул Кукурузо.

— А ты что думал — дед вечный?… На девяносто уже повернуло! Ещё немного — и бултых в могилу вниз головой. Недолго ждать уже…

— Я, может, ещё даже раньше вас помру. Помните, как у меня чиряк на ноге был и температура сорок… Так что не говорите.

— Э, сынок, закон есть: молодые могут умереть, старые должны умереть… Так уж заведено. И не нужно в этом соревноваться. Лучше в другом чём-нибудь.

Воцарилось молчание. Видно, слова деда сильно расстроили и взволновали моего друга. Да и меня тоже. Никогда я не видел деда таким. Всегда он бурчал, ругался, даже подзатыльники давал, а тут… Эх, лучше бы он нам уши надрал…

— Диду, — жалобно сказал Кукурузо, — вы не говорите матери. Я вас прошу. Га, диду?

— Да что там говорить. Нечем радовать.

— Я учу грамматику, учу, честное слово. И переэкзаменовку сдам.

— Увидим… Ложитесь-ка поспите немного. Потому что в самый нужный момент будете как червяки в обмороке. Ещё долго ждать.

— А вы? Может, вы поспите, а мы подежурим.

— Давай-давай! — буркнул дед… Это уже было привычное дедово «давай-давай», и от него стало легче.

Кукурузо больше не спорил и послушно стал укладываться. Я, конечно, тоже.

Сон поборол меня сразу, как только я положил голову.

И показалось мне, что не проспал я и минуты, как кто-то тронул меня за плечо. Я раскрыл глаза и в то же время почувствовал на своих губах прикосновение заскорузлого дедова пальца. И сразу сообразил, что нужно молчать.

Уже светало, и в серой предрассветной мгле я увидел, что Кукурузо сидит на корме и мигает заспанными глазами. Я осторожно приподнялся и посмотрел на плёс. Кныш сидел в лодке и выбирал из сетей рыбу. Кнышихи не было. Большие щуки, лещи и караси мокро шлёпались на дно лодки. Улов был богатейший!

— Ну, пошли, хлопцы, — шепнул дед и громко кашлянул: «Кха-кха!»

Кныш вздрогнул, съёжился, втянул голову в плечи.

Дед осторожно, не спеша выводил свой челнок из камышей. Мы за дедом.

— Бог в помощь, человече добрый, — спокойно сказал дед, подплывая к Кнышу.

— Гы-гы… Зд-здравствуйте, — придурковато оскалился Кныш. — Ну и напугали вы меня, диду. Я уже бог знает что подумал. Гы-гы.

— Рыбку