Элегия [Анастасия Алексеевна Вербицкая] (fb2) читать постранично, страница - 8

прорвался… Безумные рыдания потрясают воздух… Сердце не хочет, не может помириться с невозвратимой утратой!

Скрипка рыдала под искусной рукой… Казалось, стонала от боли, молила о забвении… Затаив дыхание, не чувствуя себя, Анна Николаевна трепетными пальцами чуть касалась клавиш. Она тоже играла наизусть и не сводила потемневших глаз с бледного, прекрасного лица Васильева. Это было лицо артиста… Видно было, что он забыл, где он, с кем. Чудные звуки унесли его в иной, волшебный мир, далёкий от прозы жизни, мелких огорчений, мелких страстей… О! Как безумно она его любила сейчас!

Трудно было верить, что это игра двух людей: так гармонично сливался аккомпанемент с мелодией, так единодушно замирали в fermat'е звуки рояля и скрипки, так дружно ускорялся темп, и снова, постепенно переходя в diminuendo, слабели звуки и как бы таяли в нежнейшем pianissimo… Анна Николаевна предугадывала все движения его смычка. Она, казалось, видела все движения его сердца.

Мелодия гасла, как догорающее пламя… Стоны и крики стихли. Вопли измученной души не нарушают тишины кладбища… Надо уважать вечный сон, царящий здесь… «Всё кончено, — тихо плакала скрипка. — Его нет… Исчез из твоей жизни, как красивая грёза, как яркий последний луч угасшего дня… Впереди сумерки… Забудь… Смирись»…

Последние, умирающие звуки ещё раз дрогнули, постояли в воздухе и растаяли.

Несколько секунд они молчали, оба счастливые, потрясённые и измученные.

Васильев очнулся первый, подошёл к Анне Николаевне и поцеловал её руку.

V

Она вздрогнула и далёким-далёким взглядом поглядела на артиста.

Он поднял голову, так что лицо его было в уровень с её губами. Ему хотелось поцеловать их.

— Аня… Дорогая…

Она отшатнулась, побледнев. Выражение его загоревшихся глаз вызвало и в ней ответное волнение страсти.

— Пустите меня!.. Пустите, говорят вам!

Она перешла комнату и села в мягкое кресло перед столом.

— Сыграйте мне теперь что-нибудь, только без меня… Своё… в последний раз! — прошептала она чуть слышно.

Она откинулась на спинку и закрыла лицо руками.

— Хорошо, Аня… Я сыграю вам теперь то, что поёт у меня в душе…

И скрипка заговорила опять… И что за чудные сказки говорила она! Здесь не было уже ни тоски, ни обманутых надежд, ни отчаянного сознания своего бессилия перед немым и страшным лицом природы. Торжествующая радость бытия трепетала в этих огневых, сверкающих, словно, звуках, которые бурною волной лились из-под смычка. «Ты слышишь ли, — говорили они ей, — эту бурю страсти, что ворвалась победно в мою душу? Как вихрь, сметёт она с неё сор условностей, мелочей, суету стремлений… Это обновлённое сердце — твоё. Бери его!.. В нём твоё счастье… Все твои сбывшиеся грёзы… Забудь сомнения! Судьба не прощает колебаний… Забудь и слушай эту сказку, эти звуки… Это моя душа перед тобой… В них весна молодого чувства, гимн красоте жизни, блеск, звонкий хохот… И — ни одной слезы!»

Она встала, вся дрожа, бессильная бороться с искушением. Она протянула руки, словно моля о пощаде, и опять без сил опустилась в кресло. А звуки трепетали над её головой, словно жгли, словно впивались в сердце… «Люблю тебя, — казалось, кричали они. — Люблю, люблю!..»

Он кончил и оглянулся.

Упав головой на стол, она рыдала.

С минуту Васильев глядел на девушку, наслаждаясь своею властью над чужою душой. Лицо его стало добрее, в глазах засветился тот мягкий блеск, который Анна Николаевна была бессильна вызвать до сих пор. Но теперь она этого не видела… Она плакала и сладко и мучительно, переживая последние грёзы и хороня свою любовь. Это был только волшебный сон, навеянный чарами музыки… Теперь настало пробуждение.

Васильев тихо подошёл и взял её за плечи.

— Милая…

Он прильнул загоревшимися губами к её затылку, там, где вились мелкие золотистые волосики.

Дрожь пробежала по телу Анны Николаевны. Она открыла лицо, смоченное слезами, и обернулась к Васильеву. Она была прекрасна в эту минуту, и что-то дрогнуло в его душе, когда он увидал это лицо!

Она обхватила руками голову Васильева. Невольно он опустился на колени, прижал к себе её тонкую фигурку, и оба они забылись на минуту… ещё… Она прильнула лицом к его роскошным волосам, касалась робко и нежно губами его лба… А он с новым для себя чувством нежности и странного, отрадного успокоения прятал лицо на её груди и слушал, как тревожно и неровно стучало её сердце.

— Спасибо, милый… Спасибо вам!

Он взглянул вверх на её губы, и глаза его вспыхнули.

Она отодвинулась разом.

— Нет!.. Так не надо… Встаньте!.. Отойдите!

Он повиновался бессознательно.

— Слушайте меня… Если б я умела красно говорить, я высказала бы вам, какое блаженство дали вы мне вашею игрой!.. И какие муки! Нет! Довольно!.. Я понимаю, такие минуты не повторяются. Сердца не хватит… О, да!.. Вы, несомненно, прославитесь… Дай вам Бог счастья! (Голос её дрогнул.) За эти чудные минуты я прощаю вам все страдания,