Между строк [Ирина Васильчикова] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

комнату. Не сразу сориентировалась, кто это и где я. Все оказалось просто, как раз, два, три. Храпел мой кот, развалившись в кресле. Ну, Ржавый, я тебе это еще припомню! Нельзя же так людей пугать. Мяучера это, однако, ничуть не волновало. Он просто дрых…

Пробуждение, как всегда, было мучительным. Но раскачиваться особо было некогда. Мне предстояло отписать шесть материалов. Они в принципе были готовы. Надо только сесть и оформить: расшифровать и отписать два интервью, две обзорные статьи и два блиц-опроса. Это же плоскожопие можно заработать!

К вечеру у меня отваливалась рука и было полное несварение мозгов. Когда коллега позвонила, чтобы узнать телефон Меньшова, я не сразу сообразила, кто ей нужен. В голове крутились три фамилии: Меньшов, Машков, Меньшиков. Но кто из них кто — я для себя тогда так и не смогла определить. С идентификацией у меня явно были проблемы.

— Ну, ты в записную книжку посмотри. Там фамилия Меньшов есть?

— Да. Вот, пиши.

— Слушай, кстати. Ты не знаешь, кто такой Грин?

— Есть Александр Грин. «Алые паруса написал». Есть Грэм Грин.

— Нет, он поет.

— Тогда не знаю.

— Ладно, я тебе потом как-нибудь позвоню. В общем, созвонюкаемся.

— Ну, звоняй, звоняй…


Сутки пролетели незаметно, спрессовавшись в какой-то большой неразделимый кусок. Было ощущение, что прошло дней десять. Дела позади, и можно побалбесничать. Стрелки показывали почти полночь. Но… Зазвонил телефон. Так пронзительно и резко, будто аппарат сам настаивал, чтобы сняли трубку.

— Здравствуй, это Белов. Нескромный вопрос: что ты делаешь завтра вечером?

— Это как звезды встанут.

— Я хотел бы предложить тебе поработать. Сегодня четверг. До начала следующей недели сделай интервью.

— Не обещаю, но попробую.

— Все-таки попробуй. Пиши телефон…

— Да… записала.

— Во вторник материал должен быть в редакции. Сделай, пожалуйста.

Что же это получается? Завтра — пятница. Надо сдать шесть материалов. Плюс «левое» интервью. Не слабо. Можно было, конечно, послать Белова куда подальше, но он из тех редакторов, которые не отстанут, пока не получат желаемое.

В воскресенье отсыпаюсь до потери пульса!.. Именно в этот момент телефон опять прорвало. Но он сигналил уже не так настойчиво.

— Лапуль, привет! Ну куда же ты пропала? Как жизнь?

— Продолжается.

— Я пытался сутки тебя поймать, но это оказалось маловероятным. Ты дома-то бываешь?

— Случается иногда. Как ты? Что нового?

— Да так, менее-более. Мы почти неделю не виделись. Я ужасно соскучился по тебе.

— Я тоже.

— Слушай, я тут еще одну кофейню для себя открыл. Представляешь, иду и вдруг вижу вывеску: «А вы пробовали оранжевый кофе?» Давай завтра туда заглянем, попробуем эту экзотику?

— У меня завтра сдача номера. При всем желании раньше девяти не освобожусь.

— А если с утра?

— Бодрое утро? Ты хочешь со мной поссориться?

— Нет, ну что ты. Просто я очень хочу тебя видеть.

— Я тоже. Давай встретимся часиков в десять на Ноге у Головы[1]. А там видно будет.

— Хорошо. Спокойной ночи. Целую.

— Я тебя тоже целую-обнимаю.

Ну вот. Если и буду завтра дома, то не раньше часа. Поэтому послезавтра объявляется день лентяя. Буду балбесничать до одурения, просто засяду с чашкой кофе и книжкой. И пусть кто-нибудь только попробует нарушить мое пространство!

Квартира — это особая песня. Личная территория, законная гордость. Случайных людей здесь не бывало. За три года «одиночного плавания» у меня сформировались свои привычки, свой режим, свои, если можно так сказать, традиции.

Иногда мне казалось, что у квартиры своя жизнь, что она ставит мне условия и заставляет жить по-своему. Я не обращала на это особого внимания до одного случая. Именно с него, как говорится, все и началось. Как-то я, разбираясь в комнате, выкинула два мешка макулатуры. Стало, безусловно, чисто, просторно, но как-то пусто. На следующий день мне по случаю именин подарили цветы. Придя домой поздно, я взяла не свою любимую вазу, а ту, которая была ближе, — большую хрустальную, произведенную примерно в начале семидесятых годов. И странное дело, картина, до этого три года висевшая на стене, вдруг сорвалась и упала, задев вазу. Дальше — как в кино. Эффектно, красиво. Картина разбивает хрустальную вазу, брызги стекла и воды летят в разные стороны, а на их фоне — бордовые розы. Я не сразу поняла, что произошло. Через несколько секунд, словно строчки на мониторе, пробежала мысль: комната не приняла посторонний предмет.

Если мне предстояла встреча, не обещавшая ничего хорошего, квартира не пускала меня. Заедал совершенно новый замок, я не могла найти ключи… Гостей квартира тоже принимала или нет. Кто-то чувствовал себя комфортно, найдя «свой» уголок, а кому-то становилось неуютно через пару минут. Один мой приятель постоянно сшибал углы, хотя в аккуратности перемещения мог бы соревноваться с Ржавым.

Я сначала не могла понять всех этих странностей, а