Ворон [Кадер Абдола] (fb2) читать постранично, страница - 3

появился муэдзин и начал читать азан, призывая всех к молитве. Он провозгласил начало священного месяца Рамадан. В это свято чтимое время ангелы спускаются к земле, чтобы наблюдать за людьми, а Бог на седьмом небе садится у окна, чтобы полюбоваться на свое творение.

Бог следил за мной, он видел Лейлу. Я закрыл глаза.

Одна восточная мудрость гласит: когда Бог закрывает перед тобой одну дверь, он где-то открывает для тебя другую.

Это был месяц поста, и муэдзины будили людей рано, чтобы те успели поесть до восхода солнца.

Тогда запах еды наполнял весь дом, чай был готов, мой отец декламировал священные строфы, было слышно, как гремят на кухне кастрюли, и петухи кукарекают на крышах.

В середине Рамадана у нашего муэдзина умерла мама, и ему пришлось уехать в свою деревню. Привратник мечети искал кого-то, кто мог бы подменить муэдзина. Я предложил свою кандидатуру.

— Прекрасно, ты пойдешь на крышу и окажешься ближе к Богу. Он увидит тебя и вознаградит.

Всю ночь я не смыкал глаз от волнения. Я боялся, что просплю и что солнце уже взойдет высоко над городом, когда я проснусь.

Когда момент настал, я взобрался по лестнице, повернулся в сторону спальни Лейлы и прокричал:

Как только я прокричал «Hajje allai salat», в комнате Лейлы зажегся свет, и ее тень упала на штору. Отодвинув в сторону занавеску, она — сонная и в пижаме — осталась стоять у окна. Недолго. Она не смотрела на меня, потому что это было запрещено во время Рамадана, Бог за ней наблюдал. Поэтому она вновь забралась в постель и выставила из-под одеяла свои великолепные ноги.

— Зачем ты так громко кричишь, мой мальчик, ты напугаешь ангелов, — заметил папа на вторую ночь.

Утренний ритуал повторялся вновь и вновь, пока однажды, когда до конца Рамадана оставалось всего несколько ночей, свет в комнате Лейлы больше не зажегся. Как бы я громко ни кричал, занавеска в ее комнате не двигалась.

Лейла больше не показывалась. Ни на нашей улице, ни в мечети.

В то время меня всецело занимала тема Бога. Я все больше сомневался в его существовании. И вот когда я почти утратил надежду когда-нибудь вновь увидеть Лейлу, я бросил ему вызов. Я написал в своем дневнике: «Бог! Если ты существуешь, тебе известно, как я скучаю по Лейле. У меня одно простое желание. Я хочу увидеть Лейлу. Сегодня воскресенье, без десяти час пополудни. Ровно в час я пройду мимо дома Лейлы. Бог, пусть в час дня она подойдет к двери. Если она подойдет, ты существуешь. Если она не покажется, то тебя нет».

Я переоделся, надел свои новые башмаки, причесался и пошел к дому Лейлы. До часу дня оставалось три минуты, две минуты, одна минута, пробил час дня, прошла еще минута, две, три, четыре, пять, шесть, семь. Лейла не вышла.

Бог исчез из моей жизни. Если я хотел заполучить Лейлу, я должен был полагаться только на собственные силы. Я постучал в дверь ее дома, ответа не последовало. Я постучал сильнее и услышал шаги. Дверь открыл отец Лейлы. Он сердито посмотрел на меня и спросил:

— Что тебе надо?

— Лейлу! — ответил я.

Я думал, он меня ударит. Но он этого не сделал. Захлопнул дверь перед моим носом. Я вернулся домой. И написал рассказ «Муэдзин».

Я хотел, чтобы моя печаль, моя история, так же как рисунок моего отца, оказалась на страницах местной газеты. Через две недели мой рассказ напечатали — он занимал всего четыре страницы в районной газетенке, она была небольшого формата и публиковала официальные объявления городской администрации.

За издание этой газеты отвечал старик, у него были очки и седые длинные усы. Он сидел в маленьком кабинете за старой печатной машинкой «Олимпия». Я поприветствовал его и чуть неловко замер перед его письменным столом.

— Что я могу для тебя сделать, молодой человек?

— У меня рассказ.

Я вытащил его из внутреннего кармана куртки.

— Рассказ таким ранним утром, в этом должна быть острая необходимость, — заметил он.

Он начал читать. Прочтя последнюю строчку, он снял очки и сказал:

— Я сорок лет сижу здесь и выполняю эту скучную работу, публикую некрологи, объявления об аренде, решения судов о наследстве, не говоря уже о поздравлениях этого пройдохи — бургомистра — по поводу повышения зарплат. И вот передо мной лежит рассказ. Однако, молодой человек, мои читатели не привыкли к подобному. Если я не ошибаюсь, ты — сын плотника, художника. Ты не думаешь, что поставишь отца в неловкое положение?

— Вам же не обязательно ставить под этим рассказом мое имя.

— Это правда, у тебя есть псевдоним? — спросил он.

— Нет, то есть да, вы можете поставить под рассказом имя Ашна.

— Неплохо. Я посмотрю, что смогу для тебя сделать, но ничего не обещаю.

Слово «ашна» означало известный.

Неделю спустя в нашей