Третий период [Виктор Сергеевич Коноваленко] (fb2) читать постранично, страница - 3

там с бреднем по старицам, поймали рыбы немного и заторопились назад – дождь сильный начался. Когда причалили к берегу, я взял рюкзак с мокрым бреднем и говорю:

     – Ну, я побежал.

     Помню, Миша засомневался:

     – С таким рюкзаком в эту гору не добежишь!

     Гора была длиной метров триста пятьдесят. Ну, я ничего не сказал, подумал, что корреспондентам, конечно, может, и не добежать, а нам, спортсменам, – пустяки. И одним махом взбежал. Он потом и говорит:

     – Ну, ты здорово с этим рюкзачищем! Молодец! Силен! – с каким-то простодушным восхищением сказал. И я подумал тогда, что вроде ничего парень, этот корреспондент.

     Мне еще много раз приходилось видеть, как Марин, приезжая к нам на сборы или на тренировки, ведет себя так, как будто собирается просто пожить с нами. Как будто никакого дела, тем более срочного, у него нет. По-моему, он больше сам рассказывал, чем спрашивал нас. Во всяком случае не помню, чтобы он вытаскивал блокнот и что-нибудь записывал. Теперь-то я понимаю, что он правильно делал. Хотел сам увидеть и понять команду.

     Он постоянно посещал наши игры – и в Горьком, и в Москве. Мы всегда его видели, хотя отчеты об играх не всегда писал он. То есть он приходил не только по обязанности, по служебной своей необходимости, но, как видно, по собственному желанию. И это было приятно. Этим он отличался от некоторых своих коллег. И еще отличался тем, что был, хоть это и не принято у журналистов, болельщиком нашей команды «Торпедо». Думаю, что есть и доля его участия в нашем «серебре» на чемпионате страны 1961 года. Своим пристальным и доброжелательным пером Марин, безусловно, как бы держал команду в определенном необходимом напряжении, не давал ей расслабиться. И когда, еще задолго до нашего триумфа – об этом я расскажу подробно, – он писал, что верит в команду, что уровень ее игры поднимается до самых высоких отметок, нас окрыляли такие слова. Вообще нам нравилось, как он писал о хоккее: честно, ничего не выдумывал. А это с журналистами случается. Им, наверное, кажется, что если что-то придумать, будет интереснее. Но мы над такими выдумками только смеемся. Ну и, конечно, перестаем таким журналистам верить. А если человеку не веришь, то и разговаривать с ним откровенно никогда не станешь. Ошибки – другое дело. Ошибиться может каждый. Как-то Миша написал про меня, что я отбил шайбу коньком из верхнего угла ворот. После я говорю ему, что, мол, так не бывает.

     – Как не бывает? Я же видел! – запальчиво отвечает он.

     Мы поспорили, каждый остался при своем мнении. Но я-то лучше знаю, как может, а как не может быть! Мы в те времена не ложились под шайбу. Третьяк начал первым ложиться.

     Уже гораздо позже, когда мы подружились, я его часто поддразнивал этим «коньком из верхнего угла». «Миш, признайся, что для красного словца написал?» – говорил я ему. Он только отшучивался.

     Вообще журналисты, пишущие о хоккее, мало интересуются мнением хоккеистов о той или иной игре. Они пишут о том, что видели сами, иногда предоставляют возможность высказаться тренеру. У полевых игроков, тем более у вратаря, интервью берут редко. Поэтому и я, помнится, считал, что мое дело – в воротах стоять, а для интервью есть тренеры, капитан команды, комсорг. Пусть они отвечают на вопросы журналистов. К тому же я и не очень-то любил распространяться об игре, играть – любил. А Миша, бывало, после игры столько тебе вопросов «накидает» – отвечать замучаешься. Это только в первое время он вопросов не задавал, а потом – годами – засыпал нас вопросами. Почему тут так сыграл? Как оцениваешь игру такого-то? Прав ли был в такой ситуации судья? Видел ли, как развертывалась комбинация? Как относишься к тому, к другому, пятому, десятому? Но ответить на все вопросы сразу после матча нелегко – надо отключиться, подумать, вспомнить все детали.

     Нас, кстати, Богинов к этому приучал, чтобы мы после игры осмысливали ее ход, анализировали тактику-стратегию свою и соперника, понимали свои ошибки, ошибки партнеров по команде. Сейчас такую работу помогает вести видеомагнитофон. А тогда приходилось прокручивать игру только в воображении. Это была для нас дополнительная серьезная работа, которая, как я теперь понимаю, принесла хорошие плоды. Но тогда мы относились к ней, как бы получше выразиться... как школьники относятся к дополнительному уроку. Когда тренер заставляет – ладно еще, куда ни шло, проанализируем. Тем более что иной раз мы увлекались и это казавшееся нам порой скучным занятие становилось интересным. Ну а уж когда такой работой приходилось заниматься по воле корреспондента, хоть это был и Миша Марин, – тут мы допускали откровенную халтуру: скорее хотелось домой, отдохнуть от игры, поэтому ответы на вопросы носили, мягко выражаясь, формальный характер. Не знаю уж, кто из нас кого проучил, только однажды появляется в печати интервью Марина с Коноваленко, где почти на все вопросы корреспондента я отвечаю одним словом – «нормально». Помню, очень я на Мишу