2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
тобой.
— Не был я у Ховрина… И со стрелочницей не разговаривал.
— Подожди, подожди, как это не был? Что же это получается? Получается, значит, не ты трещины искал?
— Не я, товарищ майор!
В это время где-то вдалеке раздался глухой гром. Мальчишка внимательно прислушался к нему и, глядя в недоверчивые глаза майора, ещё раз повторил:
— Ну честное антарктическое, не я!
Шум приближался.
— Ну, если честное антарктическое, тогда конечно… — Майор покачал головой и сказал: — А зачем ты в Химках в пожарную машину прятался?
Шум приближался. Он становился всё слышней и отчётливей. Теперь было ясно, что это бил в барабаны проходивший по улице пионерский отряд.
— Не был я в Химках, — сказал Женька. — И вообще нигде не прятался!
«Точка! Точка! Точка-тире-точка!» — говорили барабаны.
— Я всё время на Москве-реке был…
«Точка-тире-точка! Точка! Точка!» — били барабаны.
— Сначала я был у пионерского лагеря, потом у детского сада, а потом возле пансионата… А если я ночью под лодкой лежал, так я тоже не прятался, я под неё от града залез…
Тире-тире-точечный марш гремел на далёкой улице, рассыпая во все концы города тысячи ребячьих радиограмм!
Майор с Женькой прислушались к барабанному бою.
— Значит, в пожарном депо тоже не ты был? — сказал майор. — На путях не ты, и в депо не ты… Вот те раз — два раза!
В отделении милиции даже стёкла дрожали от барабанных радиограмм.
— Товарищ майор! — крикнул дежурный милиционер, входя в комнату. — Там ещё двух мальчишек привезли!
— Каких мальчишек?
— Да, говорят, вроде бы ещё двух Ерохиных.
Барабаны замолчали.
Майор и Женька посмотрели на открытую дверь, за которой были слышны приближающиеся шаги.
ВТОРОЙ ЕРОХИН… И ТРЕТИЙ ЕРОХИН
Пожарный был в полной форме. Брезентовая роба и штаны были перепачканы сажей и пахли дымом.
— Я вам о нём звонил, товарищ майор, — сказал пожарный, показывая глазами на стоящего рядом паренька с измазанным лицом, в прожжённой ковбойке. — Сначала в машину прятался, а утром на пожаре встретились. Я его со второго этажа из горящего дома за шиворот вытаскиваю, а он кричит: «Меня не надо спасать, я сам спасаю!» Мы бы его, конечно, и сами домой отправили, так он ни имени, ни фамилии, ни адреса — ничего не говорит…
— Так, — сказал майор, переводя взгляд на стоящего рядом парня. — А это кто?
— Задержан при переходе железнодорожного моста! — отрапортовал сержант.
— Можно, я ещё попью? — спросил тихо майора Женя Ерохин.
— Давай пей — и в машину, — сказал майор, не отрывая глаз от третьего Ерохина. — Значит, это ты трещины на рельсах ищешь?
— Какие трещины?
— От которых крушения бывают…
— Что я, маленький — трещины искать.
— Значит, опять не ты?
— Что значит «опять»? Я трещины никогда не искал.
— А что же ты искал на мосту?
— Что искал, то искал…
Стакан выскользнул из Женькиных рук и разбился.
Закрыв глаза, Женька прислонился к стене. Майор обернулся.
— Э, — сказал он, прикладывая руку к Женькиному лбу, — да у тебя, брат, температура… А ну, скорей в машину и домой! Фёдоров, — крикнул майор в открытую дверь, — давай его в машину!
— А можно мне на мотоцикле? — спросил Женя.
— С температурой-то? Нет, брат, давай в машину, а на мотоцикле в следующий раз… Ну, герои, будете сообщать свои адреса?
Это была последняя фраза, которую успел услышать Женька, выходя из комнаты майора.
ТИРЕ-ТИРЕ-ТОЧКА
Женька стоял рядом с мамой и прижимался к ней изо всех сил молча и так сильно, что ему было слышно, как громко бьётся её сердце. Наверное, мама была очень взволнована, потому что её сердце билось, словно по азбуке Морзе. Точка! Тире! Точка! И была она такая тёплая, и от неё так хорошо пахло её любимыми духами… А потом Женьке показалось, что это бьётся не мамино сердце, а это стучит дятел. Тире! Тире! Точка! Точка! Тире! А может быть, это стучит не дятел, а вода из крана или это тает лёд ледника Шеклтона, тает и падает в пропасть радиограммой. Точка! Точка! Точка! И лёд пахнет мамиными духами. И откуда-то издалека доносится гром барабанов, тире-тире-точечный громовой марш, рассылая во все концы земли ребячьи радиограммы. А потом совсем издалека, может быть, с ледового барьера Росса, донёсся папин голос: «Да он же весь в огне! Весь в огне! Весь в огне!» И сразу же почему-то запахло лекарством…
СЧАСТЛИВОГО ВОЗДУХА, ПАПА!
Очнулся Женька в постели через несколько часов. На тумбочке лежал термометр и стояло несколько пузырьков с приклеенными к ним рецептами.
Женька поднялся с постели и увидел на стуле две записки. Одну, написанную маминой рукой: «Женька! Я ушла в аптеку!» На другой была выведена цифра «73!». И подпись: «Лёшка Пингвин».
Чувствуя незнакомую слабость, Женька спустил ноги на пол, посидел немного, потом встал и медленно подошёл к письменному столу. На столе лежала недописанная радиограмма со
Последние комментарии
7 часов 18 секунд назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад