Борьба с большевиками [Борис Викторович Савинков] (fb2) читать постранично, страница - 5

приказаний. То он приказывал погрузиться, то стоять в Луге, То опять грузиться, то возвращаться на Юго-Западный фронт. Люди истомились и перестали что-либо понимать. Большевики, разумеется, ведут пропаганду. Сбивают их с толку. Кроме того, говорят, Гатчина уже пала.

Председатель дивизионного комитета поручик Густав, докладывавший мне это, остановился и ждал приказаний. Я спросил:

— Но вы желаете сражаться с большевиками?

— Так точно.

— Так грузитесь в вагоны.

— Наш штаб не согласен.

— Почему?

— Начальник штаба говорил, что необходимо приказание генерала Черемисова.

— Попросите сюда начальника штаба.

Начальник штаба мне повторил то, что я услышал от поручика Густава. Генерал Черемисов не только не содействовал, но препятствовал продвижению частей на помощь генералу Краснову.

И когда вечером пришло от него приказание частям 33-й и 3-й Финляндских стрелковых дивизий погрузиться обратно на Юго-Западный фронт, то люди погрузились беспрекословно, и те еще верные войска, которые предназначались для спасения Петрограда от большевиков, были двинуты не на Петроград, а по направлению к Пскову.

Какими соображениями руководился генерал Черемисов, мне неизвестно. Быть может, он тоже не хотел защищать Керенского. Быть может, он сочувствовал большевикам. Как бы то ни было, его приказания сыграли в то время решающую роль. Уже не оставалось надежды, что можно двинуть какие бы то ни было верные части на Петроград. Для этого надо было бы арестовать генерала Черемисова. Но кругом него были большевики.

Я вернулся во Псков. Во Пскове уже все изменилось. Уже ясно было, что большевики взяли повсюду верх. Те же митинги, что и в Луге, те же речи, тот же уличный хаос. Я решил возвратиться в Петроград, чтобы посоветоваться с друзьями. Я переоделся в форму пехотного капитана и в таком виде Пришел на вокзал.

Через день я был в Петрограде.

В пути на Дон

В Петрограде только что закончилось неудачное восстание юнкеров. Город был в страхе. Ночью на освещенных улицах то и дело слышалась ружейная перестрелка. Но это не были вооруженные столкновения. Это были шальные выстрелы красногвардейцев, стрелявших только потому, что у них были винтовки. Сопротивление патриотов в Петрограде было раздавлено. Город жил надеждой на Дон. Говорили, что на Дону генерал Каледин, атаман донских казаков, собирает армию для похода на Петроград.

Генерал Каледин, как и генерал Корнилов, считался при Керенском контрреволюционером. Я, однако, не полагал, что любовь к родине, желание возродить русскую армию и недоверие к «Советам» являются доказательством реакционной политики. Я решил ехать на Дон к генералу Каледину.

В середине ноября я с моим другом Вендзягольским выехал через Москву и Киев в Новочеркасск. Флегонт Клепиков поехал отдельно от нас, но тоже в Новочеркасск. В Москве я увидел сожженные здания, зияющие отверстия в стенах и ямы от разорвавшихся снарядов на мостовых. Москва несколько дней сопротивлялась большевикам, но и здесь патриоты были побеждены. Большевики им мстили жестоко, особенно офицерам. При мне на Курском вокзале, при громком смехе большевистских солдат, подпоручик, мальчик лет 20, был брошен под поезд за то, что не желал снять погоны.

От Москвы до Киева мы ехали больше пяти дней. В двухместном купе 1-го класса нас было 10 человек, из которых 6 бежавших с фронта большевистских солдат. Эти «товарищи» все время произносили угрозы по адресу «грязных буржуев» и несколько раз принимались расспрашивать нас, кто мы такие. Мы отвечали по-польски; делая вид, что не понимаем русского языка. У нас были фальшивые польские паспорта и на фуражках были белые орлы независимой Польши.

За Киевом, на границе области Войска Донского, в вагон ввалились матросы.

— У кого есть оружие?

У кого находили оружие, того расстреливали на месте. Разумеется, мы были вооружены и, разумеется, мы не ответили ничего. Черноморский матрос выждал минуту и потом обратился непосредственно к нам:

— Есть оружие?

Мы молча опустили руки в карманы. Я подумал, что на этот раз нам не уйти от расстрела. В купе воцарилось молчание. Мне кажется, что и матросы и солдаты-большевики поняли, что мы будем сопротивляться. Тогда один солдат сказал:

— Это поляки.

— Поляки?… Товарищи, лучше нам отдайте оружие, ведь все равно казаки отберут.

Это «все равно» было прекрасно. Я хотел сказать, что казакам я с удовольствием отдам свой револьвер, но Вендзягольский объяснился за нас обоих:

— Мы поляки. Едем на Дон по делам польских беженцев.

И он показал фальшивые удостоверения.

Когда мы приехали в Ростов, под Нахичеванью шел бой. Генерал Каледин наступал от Аксайской станицы. Мы оказались в городе, почти осажденном. На пустых улицах можно было видеть большевистских солдат, поодиночке, неохотно направлявшихся на позиции, и носилки с ранеными большевиками. Слышались раскаты орудий, но разрывов не было видно. В гостинице, где