Дьявол просит правду [Жанна Голубицкая] (fb2) читать постранично, страница - 3

изучала важность затрагивания социальных проблем в каждом отдельно взятом произведении — это два. А три — в отличие от Робски, мне нужно завалить намертво не массового читателя с городских окраин, а самого что ни на есть главного редактора желтой прессы. А это вам не перечислить ему пару гламурных брендов, трендов и пафосных клубов. Бренды с трендами он и без меня знает, а клубы ему так надоели, что для их пригласилок, по рассказам Ритки, у ее шефа в кабинете имеется отдельная урна. Вывод: главред хочет жизни. Без прикрас, тюнингов и перформансов. И он ее получит. От меня.

Я войду к нему в моих любимых драных джинсах Cavalli и пиджаке без имени, но с настоящей сумкой от Ferragamo и ноутбуком под мышкой (именно так, по-моему разумению, должен выглядеть светско-социальный репортер (и вообще я люблю Cavalli с Ferragamo, а на все остальное у меня нет денег. Но непременно будут, как только я стану настоящей акулой пера, а я ею непременно стану…). И я скажу ему, глядя прямо в глаза:

— Привет, это ничего, что мне немного за 30. Не зря же Верка Сердючка считает, что у меня еще «есть надежда выйти замуж за принца». Кстати, вы не волнуйтесь: принц у меня уже имеется, с гарантийным штампом в паспорте и проверенный в эксплуатации. А в остальном — у меня хорошая фигура (практически 90-60-90, фитнес 3 раза в неделю, понимаете ли…) и я клянусь, что буду по-мужски лаконична, точна в деталях и иронична — не хуже Робски. Я покажу вам любовь. И жизнь, какая она есть на самом деле. За пределами вашего кабинета с панорамным застеклением и пентхауса на Кутузовском проспекте. И вы не пожалеете, если возьмете меня в ваш замечательное издание, прямиком в ваш восхитительный, скандально-известный, отдел социальных репортажей и светской хроники… Yes!

И главред сразу поймет: я — то, что надо. И мы, безусловно, сработаемся. Прямо в ЖП-Бульваре!

С этими героическими настроениями я включаю комп, ставлю перед собой на подставку (прямо как учебник в школе!) великий «Casual» — наш флагман и хрестоматию, и твердой рукой (вернее, двумя твердыми пальцами) печатаю:

МАНАНАЛЯДСКИ

USUAL

КАЖДОДНЕВНОЕ

НЕСКРОМНОЕ ОБАЯНИЕ РОССИЙСКОЙ ОБЫДЕННОСТИ

Стебное имя автора, заголовок от противного — верный тон задан. А к утру в моем файле под названием Tender красуется вот что:

«Посвящается моему свекру Петюну.

Данная книга является художественным произведением. Все совпадения и узнавания — случайны и не имеют под собой злого умысла автора.

1. Я выкину все пустые бутылки Петро и плюну ему в борщ. Ну, может, и не выкину, но в прием стеклотары сдам точно.

У меня дрожали руки, когда я вышла из-за ширмы, разделяющей нашу комнату в коммуналке на спальню и зал, чтобы сказать мужу то, что собиралась сказать. Позади было девять лет совместной жизни (из них, правда, он пять отсидел), восьмилетняя дочь и соседка — буфетчица Галка, в постели которой я застукала его час назад.

— Вали отсюда, — сказала я спокойно, глядя ему в глаза.

— Ну и на хер, — он равнодушно рыгнул.

Я развернулась и пошла за ширму. А Петро, грязно матюкаясь, зашуршал пакетами и вскоре свалил. Я проверила: моего ничего не унес. И даже оставил на комоде ключи от своей „копейки“, а ее саму — под окнами. Небось, теперь рассчитывает на Галкиной семере раскатывать.

Вас когда-нибудь колбасило от ревности так, как колбасило меня? Если б я снимала мексиканские сериалы, уж я бы знала, как показать, что такое настоящая ревность. Это вам не в нарядном платье руки заламывать! Я не могла заснуть, не помогала даже водка с пивом. Я ела без аппетита, и даже мои любимые пельмени „Останкинские“ не вызывали во мне прежних эмоций. Правда, не похудела не фига. Я заметила: когда ничего не ешь, но поправляешься, все говорят — полнота у нее болезненная.

Я нашла дембельский альбом Петро и порвала все фотографии.

На следующий день я их склеила и написала в альбом любовный стих (переписала из книжки). Потом лила горькие слезы, пытаясь представить, как Петро тискал Галку. Я толком-то не разглядела, когда случайно ввалилась в обед к соседке: видела только, что голые оба да в койке. А теперь мое сознание отказывалось дорисовать эту картину в деталях — видимо, оберегало мой нестабильный разум. Однако я не прекращала попыток. И измочалилась окончательно, когда раздался этот телефонный звонок.

Мое имя-отчество произнес в трубку типично-ментовской голос. Я сразу почувствовала: мусорком повеяло. И этот голос сообщил, что мой муж пострадал в пьяной драке на нашей танцверанде. Получил два жизненно-опасных ранения и три легких: бутылкой по голове, бейсбольной битой в пах и трижды в глаз (два раза в правый и один раз в левый). Теперь он в больнице, в тяжелом состоянии. Но со своего смертного одра, дескать, заявил, что это я, зараза, приревновала его, и за литруху водки наняла своего хахаля Митяя, который Петро и отделал. Мент попросил меня прийти и дать показания. Я отвечала сдержанно, почти без мата.