cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
это. Они спокойненько всё оформят…
— А поедет вдруг кто?
— Кто? Здесь? Сейчас? Ну поедет, увидит бомж валяется — станет он останавливаться… Да даже если остановится, позвонит ноль-два — вызов-то уже будет зарегистрирован… — фырканье. — Или ты думаешь, это окажется судмед и сразу определит причину смерти?..
— Да даже если определит!.. — самоуверенный смешок. — Знакомые менты в Кировской области двоих жмуров со связанными руками спокойно записали как ДТП. Я серьезно…
— «А что это у него паяльник в жопе?» — «Последняя воля покойного!..»
Короткое тройственное ржание.
— Ну так поехали! Мне уже час назад в Москве надо было быть…
— Там, между прочим, сейчас стоит все, я посмотрел…
— Что? Новорязанское?
— Угу. Везде пробки: в Люберцах, на въезде в Москву…
— Так вечер же воскресенья, самая жопа…
— Слушай, а другой дорогой нельзя отсюда?
— Да вроде нет…
— Ну так тем более. Давайте тогда этого… А ты звони своим гиббонам.
— Ну а как? Не из табельного же его…
— У Степы «ИЖ» не паленый…
— Не, ну куда огнестрел — перебор… Я понимаю, конечно, что патан по-любому что надо нарисует…
— Входное отверстие девять миллиметров — конечно, «автуха»!
Смешки.
— Бита у тебя есть, Олежка?
— Не увлекаюсь бейсболом… — хмыкнув.
— А нумизматикой?
Ржание.
— Нумизматикой тут все увлекаются…
— Мужики, я вам свою люминиевую не показывал?..
— Леха вон в салоне «Тайгу» держит. Помнишь Леху толстого, Азар?.. Ага. И выглядит, грит, убедительно, и польза — порубить че-нь’ть можно, котелок, не знаю повесить…
— Боккен, боккен… Если уж держать что в машине…
— Ты еще скажи, фехтовать умеешь…
— Лан’, мужики, давайте уже его как-то…
— Да хули там…
Что-то щелкнуло, негромко взвизгнуло, одна пара ног пропала из поля зрения. Выдернули ремень из штанов — сообразил Кирилл, и тут же тупая твердая тяжесть уперлась между его лопатками, немилосердно вминая хребет, вжимая грудь в асфальт. Кирилл закряхтел — а под его разбитой скулой молча и сноровисто продернули ремень, захлестнули на горле, голову резко, с хрустом позвонков запрокинули…
Он перестал видеть и слышать. Глаза полезли вон из черепа. В груди не осталось вообще ничего — как если бы давящее на спину колено расплющило пустую сигаретную пачку. Сознание заволокло шумными мельтешащими помехами, что-то в нем шарахнулось, крикнуло, мигнуло… экран померк, ток пропал.
— Давайте, мужики, по коням!.. — дернул головой спешащий Азар.
— У-е-бался я сегодня… — помотал башкой Степан, словно раздраженный дымом собственной сигареты. Повернулся к машине, покачивая в руке снятые с трупа «браслеты». Зевнул широко. — К Леночке приеду — водки накачу…
Пенязь хмуро разглядывал жмура, потом пробормотал:
— Темно тут, не увидят еще в траве…
Он шагнул к покойнику, ухватил его за щиколотки и в пару рывков подтянул к проезжей части. Брезгливо отряхнул руки — джинсы у козла понизу были в грязевой коросте. Косматая, в колтунах, башка осталась в высокой траве, а ноги косо вытянулись на правую полосу.
— Ну так точно мимо не проедут… — констатировал себе под нос Пенязь, направляясь к джипу.
Ждущий у открытой дверцы Степан выбросил сигарету и полез внутрь.
Во второй половине дня тут обычно сыплет снег: мелкий, частый, сухой. Иногда — при ярком солнце. Даже не скажешь, что погода меняется ежеминутно — поскольку происходит это каждые секунд пятнадцать: вот только сейчас жарило как на африканском пляже, ты раздевался по пояс и торопливо намазывался противоожоговым кремом с какой-нибудь немаленькой цифрой, но тут потянуло ледяным ветром, клочьями невесомого пуха полетел облачный туман, штрихуя каменные осыпи, — и все, ничего уже нет: ни нависающих снежных вершин, ни обступивших тебя серо-коричневых скальных стен, ни даже здания метеостанции — только валуны, те, что поблизости, да непроницаемая промозглая пелена со всех сторон.
Метеостанция закрылась с наступлением эры спутниковой метеорологии — от нее осталась пустая каменная коробка в два этажа, со стилизованными арками, исписанная грузинскими граффити. Та ее сторона, что обращена к леднику, разрисована яркими простенькими рисунками, как и многие валуны вокруг, — и странна эта детская аляповатая пестрота среди голых серых камней и глухого тумана.
Жизни вокруг и впрямь никакой — лишь изредка услышишь крик птицы; еще реже увидишь, как скользнет одна на фоне наклонной снежной плоскости. Камни, камни, камни, на которые местами накапано зеленым и рыжим лишайником и между которых попадаются вдруг крошечные белые цветочки. Курлыкает безостановочно под сурдинку незаметный почти ручей.
Ближе к станции среди камней ржавеет металлом, топорщит ребра секция паровой батареи. Коричневые скалы над головой напоминают столпившихся группками людей. Выше — ослепительная островерхая груда Казбека, обычно, впрочем, замазанная облаками. Они же, облака,
Последние комментарии
3 часов 6 минут назад
4 часов 39 минут назад
8 часов 32 минут назад
8 часов 36 минут назад
13 часов 57 минут назад
2 дней 1 час назад