Гарри Поттер и Лик Змеи [Виктор Зенович Телегин] (fb2) читать постранично, страница - 4

миссис Уизли предпочитала ходить в туфлях на высоком каблуке. Гарри захотелось провалиться под землю, чтобы она не видела его мешковатые, бомжового вида, штаны и лоснящуюся от грязи куртку. А главное, чтобы Гермиона не видела его одутловатого, испитого лица. Он несмело поднял глаза, взглянул на миссис Уизли. Та (как ему показалось, натянуто), улыбнулась.

-Рональд! Гарри пришел.

Сердце Поттера забилось, как пойманный в силки кролик. Сейчас он увидит Рона.

На загорелом лице мистера Уизли блеснула улыбка.

-Гарри! Сколько лет, сколько зим! Проходи.

Рон и в свои юные годы был здоровяком, но теперь еще подкачался и стал похож на чемпиона мира по бодибилдингу. На лице только что не написано несмываемыми чернилами: я успешный человек. Гарри уловил (а может, ему показалось, он очень хотел, чтобы ему показалось), некоторую брезгливость, мелькнувшую на лице Рона, когда тот увидел грязный наряд Гарри.

-Привет, Гарри, дружище.

Рон подал руку, которую Гарри несмело пожал. Рон тут же отвел руку назад и вытер ее о штанину.

«Как до крысы дотронулся», - мелькнуло в голове Гарри.

-Мальчишки, ну что же вы стоите. Прошу.

Гермиона, виляя задом («Надо же, отрастила мясцо, а вот у Джинни одни кости») прошла в гостиную.

-Присаживайтесь.

Гермиона выдвинула стул с венецианской обивкой, кинула Гарри. Тот присел на краешек, чтобы не запачкать стул.

-Я принесу чай.

-Не нужно, миссис Уизли.

-Гарри! – возмущенно всплеснула руками Гермиона. – Ну, как тебе не стыдно! Столько пережито вместе.

-Да-да, - покраснел Гарри. – Пережито немало … Гермиона.

На секунду из испитого алкоголика выглянул тот самый Гарри Поттер, знаменитый Мальчик, Который Уцелел. Но тут же спрятался в пахнущем водкой и блевотиной тряпье.

-Ну, я за чаем, а вы пока поболтайте.

Гермиона подмигнула. Как только что прежний Гарри выглянул из нового Гарри, озорная Гермиона времен учебы в Хогвартсе выглянула из этой гламурной леди. Выглянула – и спряталась.

Миссис Уизли скрылась в дверях.

Гарри почему-то было трудно взглянуть на Рона, но он пересилил себя. Рональд, похоже, исподтишка разглядывал нежданного гостя: отвернулся, слегка покраснел даже и взял со стола эспандер.

-Знаешь ли, полезно для кистей рук… Да.

Рон смутился отчего-то, положил эспандер обратно.

-Ну, как поживаешь, Гарри?

Часть первая Пушкин - Хуюшкин

Гл. 1 Ключик, отворяющий ларец жизни

Он был приговорен к своему хую, приторочен к нему, как волчья голова к седлу ивановского опричника. Вся его жизнь была подчинена одному единственному, самому сильному и неискоренимому желанию: трахаться. Он хотел трахаться сегодня, хотел трахаться завтра, хотел трахаться вчера. Он с сожалением отпускал минуту, кусочек пирога под названием “время”, если в эту минуту он не трахался. Его огромный хуй постоянно топорщил непомерно узкие панталоны, вроде бабских современных лосин; в свете его прозвали “елданосцем”. Бабы, видавшие его в неглиже, поражались волосатости елданосца, он казался им обезьяной и трахался так же дико и ненасытно, как животное.

Его звали Александр Сергеевич Пушкин. Он был великий поэт, но еще более - великий ебарь.

Да, он умел трахаться. Анна Петровна Керн, барышня из высшего света. Он давно истекал слюной при виде ее! Его член вздрагивал в панталонах, под уздечкой собиралась молофья. Он хотел эту суку! И он ее добился. На квартире Керна, ее тупоголового мужа. Они трахались несколько часов подряд. Член Пушкина содрогался раз за разом, извергая потоки молокни то на лицо Анны Петровны, то в рот, то на ее белые мягкие сиськи, то в ее широкую жопу.

-Сука ебаная, - рычал он в исступленье, оттягивая за волосы ее голову и слюнявя пальцами ее нижние губы.

-Обезьяна, - стонала она.

Он читал стихи, что-то про “чудное мгновенье”, а между тем совал ей в рот свой толстенный хуй. Усталая, Анна Петровна едва могла держать во рту эту тяжеленную штуковину, но ненасытный поэт принуждал ее. Он затрахал бы ее до смерти, если бы не воротился муж.

Не попрощавшись, обезьяна выпрыгнула в окно и огромными прыжками поскакала по заснеженной улице, на ходу напяливая панталоны.

Его хуй знавал и мужскую жопу, и жопу козы, и просто дупло старого дерева. Он не гнушался ничем, от готов был трахнуть весь мир! Иногда он представлял себя великаном, который сношает землю. О, он бы залил молофей все ее пещеры и кратеры, он оплодотворил бы ее для новой жизни! Новая жизнь! Она не давала ему покоя! Сотворить жизнь из ничего, тем самым приблизиться к богу, - вот была его мечта. Потому и поэзия - ничто, буквы, сраные буквы складываются в мелодичные стихи, равных которым нет в целом мире. Потому и жена, затраханная до