Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Потом запой. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
обошли.
— Ничего, потерпят! — буркнул метр Мостарт, закрывая тяжелую дверь своего кабинета, и тотчас шум внешнего мира смолк, зато отчетливее сделался шорох бумаги и тонкого пергамента, которых немало изводили в этой конторе. На стульях, на столах, в тучных разверстых шкафах — повсюду в изобилии лежали листы и тетради, исписанные тонким и ровным, словно чешуя, почерком, иные покоробились от капель горячего воска, несколько листков и вовсе упорхнули в камин. Писцы в люстриновых нарукавниках стояли за узкими пюпитрами, покрывая буквами страницу за страницей. Каждый держал в одной руке тростниковое перо, а тощими пальцами другой скатывал хлебный мякиш.
Четверо детей Корнелиса озирались, словно дикари, внезапно попавшие в цивилизованную обстановку. Их совершенно околдовала пара глобусов на деревянных подставках, один — земной, другой — небесный. Яспер и Харриет смогли угадать лишь зыбкие из-за постоянных войн с Испанией и жестокой борьбы с морем очертания родной страны — остальная часть континента была им мало знакома. Что же до заморских земель — они не только не знали, как эти земли выглядят на карте, но не подозревали и о существовании большей их части.
Посетителям подали крепкий гипокрас[5] в сделанных из раковин кубках. У Петры щеки тут же приняли оттенок разобиженной камелии. Яспер, признавшись, что выпивать ему приходится не часто, тут же отчаянно закашлялся — как бы в доказательство. Виллем, напротив, осушил свой кубок легко, словно пил воду. Со стоявших здесь же блюд с грудами вафель и марципанов братья хватали сласти так жадно, будто их неделю не кормили.
Наконец все уселись в кресла, кроме Корнелиса, которому удобнее было говорить стоя. Пригубив вино, отец семейства утер рот краем платка и начал.
— Дети мои… — произнес он, окинув нежным взглядом потомство. — Невзгоды без числа обрушивались на нашу семью с тех пор, как она из-за преследований скверного правителя вынужденно покинула Францию. Все, чем мы обладали, все наши земли и все богатства остались в прошлом, наши предки перешли границу, желая стать свободными, но перешли ее нищими. Вы видели слезы на гербе Дезорньеров, ставших ван Деруиками… Они там не случайны: это память о тяготах изгнания и напоминание о горе, которое с тех пор гнетет нашу семью, ведь и вашу мать печаль свела в могилу…
При этом упоминании о семейной трагедии младшие ван Деруики дали волю чувствам: дочери залились слезами, сыновья стиснули кулаки. Но Корнелис, быстро овладев собой, вернулся к сегодняшним делам.
— Прошло немало времени, а положение наше так и не поправилось. У нас, конечно, есть крыша над головой — мой дядя купил дом еще в те времена, когда он недорого стоил, — но то, чем мы владеем, разрознено и не защищено. Я вел свои дела неразумно, большая часть прибыли уплывала в руки мошенников, себе я оставлял лишь то, что причиталось мне по справедливости, а эта доля — всегда наименьшая. На чем бы я ни пытался заработать — на сукне, на растительном масле, на спиртном — в неудачах винили меня, успех же, напротив, доставался другим. Верно говорят: «Кому поживется, у того и петух несется, а не поживется, и курица не несется». Так устроен мир. Я слишком поздно об этом узнал, вам хорошо бы понять это смолоду, хотя ваша участь, увы, не лучше моей: вы имеете право корить судьбу за то, что родились моими детьми…
Все четверо в один голос запротестовали, но взволнованный собственной речью отец поднял руку, призывая их умолкнуть, и нотариус счел необходимым, в силу своего возраста, повторить его жест.
— Придется вам смириться с этим невезением: ваш удел — великое имя, но малые средства, тогда как в торговой стране лучше было бы наоборот! Многие харлемские регенты[6], которые живут на широкую ногу и раскатывают в каретах, — сыновья мельников и прачек, это и по их выговору слышно. Ваше богатство не столь осязаемо, ваша сокровищница полна не золотом, а ученостью и разумом. Сколько найдется девиц, способных читать и считать так, как вы, мои нежные доченьки? Сколько юношей говорят по-гречески и играют на лютне так, как вы, достойные мои сыновья? Никому не позволяйте говорить, что эти познания ничего не стоят, именно они и отличают человека от скота: разве это человек, если он только и умеет, что пьянствовать и вести торговлю, но не знает, как правильно написать собственное имя!
Речь Корнелиса оказалась долгой, и слов в ней было, возможно, больше, чем этот молчун произнес за всю свою жизнь. Один из писцов — тот, что держал графин, — не раз успел подлить гипокраса в протянутые ему кубки, другой то и дело поднимал через окно подвешенный на веревке поднос с грудой теплых вафель… Внезапно торговец стукнул по столу ножкой своего кубка-раковины, и раздался чистый звон, будто ударили в медные тарелки.
— Перехожу к главному, дети мои, — объявил Корнелис, — знаю, что вам не терпится. К тому же и у метра Мостарта каждая минута на счету, было бы
Последние комментарии
20 минут 57 секунд назад
38 минут 5 секунд назад
4 часов 6 минут назад
4 часов 39 минут назад
5 часов 36 минут назад
20 часов 37 минут назад