Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Потом запой. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
что сделал с собой Павел Родионович, не могло быть результатом нервного потрясения. Ставя предварительный диагноз, я просто не имел времени для раздумья, иначе не написал бы такого. Только теперь меня осенило: не слабость, а большое сильное чувство руководило нейрохирургом, он шёл к какой-то цели, и даже слепота не смогла остановить его. Это чувство прорывалось в его лекциях, а я, наивный чудак, думал тогда о ниточке, связывающей Голубаева с жизнью. Какая там, к дьяволу, ниточка! Тысячи стальных тросов и те будут очень бледным сравнением.
Едва сдав дежурство, я сел в трамвай и через четверть часа уже входил в клинику. Там я разыскал Костю Чащухина, своего однокурсника и старого друга. Костя работал хирургом, успехи его были не в пример моим, о нём уже поговаривали в городе, даже писали в областной газете.
Костя провёл меня к себе в кабинет, попросил сестру принести для меня халат.
— Без сознания, — сказал Костя, — но жизнь вне опасности. Шок. И большая потеря крови.
— Но в чём дело, как ты думаешь?
Костя подёргал рыжие баки, которые делали его похожим на Пушкина.
— Мы вызвали жену. Думаю, она нам всё объяснит. Или он сам, когда придёт в себя. Но твой диагноз…
Я замахал на Костю руками.
— Не то, конечно, не то! Но ничего другого я придумать не смог. А времени в моём распоряжении, сам знаешь, сколько бывает.
— Знаю, как же…
— Лицо у него всё ещё синюшное?
— Да. И мне кажется, дело тут не в кислородном голодании. Просто кожа обработана каким-то раствором. Пройдём в палату?
Павел Родионович лежал на спине, дышал чуть заметно. Около постели сидела дежурная сестра. Она шепнула:
— Наполнение стало почти нормальное.
Мы долго молча смотрели на лицо Голубаева с серовато-лиловой кожей.
Днём я отсыпался после дежурства. А под вечер снова отправился в клинику. Но Кости не было, а без него пройти к Павлу Родионовичу я посчитал неудобным. Мне сказали, что он пришёл в себя, однако очень слаб.
Не знаю, почему, но я почувствовал несказанное облегчение.
На следующее утро, когда Костя встретил меня, было у него какое-то странное, взволнованное лицо. И пока я надевал халат, он топтался около меня, дёргал себя за баки.
— Прилетела Мария Фёдоровна, — сказал он. — У него в палате.
— Ты говорил с ней?
— Нет, ещё не успел. Но тут и без того уже такое происходит…
Костя уставился на меня, словно это со мною произошло что-то невероятное.
— Ну? — Я справился с халатом и вопросительно посмотрел на своего товарища.
— Понимаешь, он видит.
— Кто видит? — не понял я.
— Павел Родионович, кто же ещё?
Я посчитал его слова за шутку, едва не рассмеялся, но Костя продолжал смотреть на меня таким напряжённым взглядом, что я осёкся.
— Послушайте, товарищ хирург, — сказал я, — ведь Голубаев удалил себе даже то, что ещё могло называться глазами.
— Вот именно, — в голосе Кости была растерянность. — Вопреки всему. И я бы никогда не поверил, если бы сам в этом не убедился.
— Но как же так? — пробормотал я.
Он развёл руками.
И вот мы входим в палату. Около постели Голубаева сидит жена. Приветливая Мария Фёдоровна очень мало изменилась за эти годы, а в белом халате вообще кажется воплощением доброты.
Павел Родионович лежит на спине, и я вижу его чётко очерченный профиль с запавшими на пустых глазницах веками.
Костя приблизился к постели, спросил:
— Как вы себя чувствуете, Павел Родионович?
— Ничего, коллега, сносно. А это кто с вами?
Я стоял несколько сбоку, да ещё позади Кости, и не произнёс ни звука, так что угадать моё присутствие Голубаев не мог. Он должен был только увидеть меня!
Мы с Костей переглянулись.
— А, вспоминаю, вспоминаю, — сказал Голубаев, — тот самый молодой человек, который любил задавать мне вопросы, да всё этакие, с подкавыкой. Если не ошибаюсь, мы тёзки.
— Как вы могли узнать меня? — изумился я.
— Зрительная память, коллега.
— Вы… вы видите?
— Разумеется.
Тонкие губы Павла Родионовича дрогнули в торжествующей улыбке. Он шевельнулся, Мария Фёдоровна поправила на нём одеяло.
— Но чем?!
— Лицом. Точнее, кожей лица.
— Кожей? — Я подошёл ближе, всматриваясь в серо-лиловое лицо Павла Родионовича. Неподвижность его оказалась обманчивой. Я заметил, что кожа лица Голубаева находится в непрерывном едва заметном движении.
— Вы хотите сказать, что использовали эффект Розы Кулешовой?
— Вы угадали, любитель каверзных вопросов.
— Позвольте, — запротестовал я, — но “видеть” кожей можно только при непосредственном контакте с объектом. А вы…
Голубаев нетерпеливо перебил меня:
— А я чуточку учёный.
— Ты невозможный человек, — вмешалась в разговор Мария Фёдоровна. — Ты нарочно спровадил меня к Наденьке, знал, что я бы никогда не допустила такого безумства. Представьте себе, — она повернулась ко мне, — никто ни в Москве, ни в Бухаресте, ни в Пекине не решился проверить на человеке идеи Павла. У профессора
Последние комментарии
13 минут 29 секунд назад
18 минут 14 секунд назад
22 минут 57 секунд назад
29 минут 26 секунд назад
55 минут 53 секунд назад
1 час 19 минут назад