Прекрасная Охотница [Ольга Лебедева] (fb2) читать постранично, страница - 31

окончательное одиночество, тупик…»

Из дневника Катерины Мамаевой, который она сожгла без сожаления на рассвете следующего утра, спешно выехав в Акатуй на перекладных:

«Из моего сердца никак не стираются те слова, что давеча сказала мне эта удивительная женщина, ангел мой небесный, Дарья Михайловна.

— Я, дорогая вы моя, несмотря на свои молодые годы, уже видела-перевидела немалое количество женщин самого разного происхождения и душевной организации, которые сумели убить, раздавить, уничтожить в себе любовь. И что же после? Чаще всего — прожили потом тусклую, серую, иной раз даже бездарную жизнь и попросту состарились, одряхлели, увяли.

Сие, Катерина Андреевна, наша женская расплата за упущенное счастье, хотя бы даже одну-единственную возможность оного.

Но с другой стороны, голубушка, жизнь полна примеров иного рода. Когда женщина, поддавшись зову сердца ли, безумной страсти или неумолимым обстоятельствам, бежала к любимому едва ли не из-под венца, без оглядки, отдавая себя всю. И все равно после было одно и то же — угасание чувств и страстей, старость, дряхление, суть которых — та же расплата за счастье, пусть и не упущенное. И все равно, конец един, лишь обновление вечно.

Поэтому доверьтесь собственному сердцу, а не разуму. Поспешите к своей любви и более не пытайтесь обрекать ради нее на смерть других.

После чего она передала мне это.

Господи, Пресвятая Дева, я до сих пор не верю в силу маленького кусочка картона с длинной, витиеватой подписью одним росчерком пера. Но Дарья Михайловна обещала в свою очередь еще и телеграфировать каторжному начальству, буде у них возникнут хоть малейшие сомнения. Но она заверила, что, стоит мне предъявить сию чудодейственную записку, и все сразу устроится. Дай-то Бог, а ее я молить буду всю жизнь, хотя бы ради одной надежды, дарованной мне ею. И тем, что уберегла от смертоубийства. Пожалуй, что отправлюсь я нынче, благо спать уже не могу. Единственно, что требуется сделать — это…»

После того как Арбенина твердою рукою отправила полковника Малинина из дома Мамаевой восвояси, напоследок шепотом присоветовав несчастному влюбленному более сюда не являться — «бесполезно уж будет», она обернулась к Катерине. Та застыла у окна, ни жива ни мертва, со страхом глядя на эту необыкновенную женщину, явившуюся к ней в ночи и перевернувшая всю ее жизнь вверх дном.

— В юности я чрезвычайно увлекалась романами Александра Дюма, — усмехнулась чему-то Прекрасная Охотница. — Любезный Петр Федорович, помните, я говорила вам, еще в пору своих подозрений по вашу душу, что у меня имеется возможность все изменить и заново устроить?

Фролов смущенно крякнул — за стремительным ходом событий нынешних он уже как-то и призабыл их минувшие беседы.

— В таком случае теперь есть способ все уладить, — загадочно молвила она.

Из складок платья Арбенина вынула знакомый уже Фролову, а теперь и Катерине конверт. Но достала оттуда не копию злосчастной «анонимки», а маленькую белоснежную картонку. И протянула ее Мамаевой.

— Что это? — испуганно прошептала та, вглядываясь в странный листок.

— Ваше спасение, — кивнула Прекрасная Охотница. — Точнее, вашего возлюбленного.

Фролов осторожно приблизился. Это была не картонка, просто бумага весьма плотной фактуры. На ней было аккуратным, каллиграфическим почерком написано:

«ПРЕДЪЯВИТЕЛЬ СЕГО ДЕЙСТВУЕТ ПО МОЕЙ ВОЛЕ».

Ниже — большая круглая печать, какой Петр Федорович никогда не видывал даже на самых высоких официальных бумагах, которые ему довелось держать в руках.

А под нею — подпись:

«АЛЕКСАНДР».

В комнате воцарилась мертвая тишина.

— Что, удивились? — усмехнулась Арбенина. — В свое время этот листочек я выторговала себе за бескорыстную службу. Хотя он сулил деньги, и немалые. Но мне в те поры пожелалось, как в романе… на всякий случай — мало ли что. Признаться, я приберегала это для вас, Петр Федорович.

Она одарила его чудесным, задумчивым взглядом.

— Но вот ведь как все обернулось! Так что берите это вы, Катерина Андреевна, и скачите в Акатуй. Предъявите бумагу начальнику каторги и скажете, что следует сделать. И он исполнит любое ваше слово.

— Он… освободит… Ольгерда?

— Ну, — пожала плечами Прекрасная Охотница. — Коли вам не приглянется среди тамошнего каторжного народца кто другой, как говорится, посвежее кавалер — забирайте Ольгерда. Черт с вами!

И она обвела собеседников лукавым торжествующим взглядом.

— Сей листок — моя плата за верную службу государю. Так было условлено. Не забывайте — он обязан мне жизнью.

Она загадочно улыбнулась каким-то своим потаенным мыслям, после чего лукаво прибавила:

— И не одной!

Катерина всплеснула руками.

— Государь не послушает вас. И накажет. Я ведь столько лет писала прошения, молила о помиловании Ольгерда. Но мне не