Петербургское действо [Евгений Андреевич Салиас] (fb2) читать постранично, страница - 265

Голштинію?… Она вѣдь отказала изъ этомъ….

— Онъ этого знать не можетъ! вымолвилъ Гудовичъ. — Да и не его это дѣло. Одѣвайтесь!..

Чрезъ полчаса государь написалъ отреченіе отъ престола, подъ диктовку Григорія Орлова и подписалъ его, а еще чрезъ часъ былъ уже перевезенъ въ Петергофъ.

Здѣсь государя провели прямо въ отдѣльныя комнаты. Императрица не пожелала видѣть его. Вечеромъ три офицера, Алексѣй Орловъ, Пассекъ и Баскаковъ отвезли Петра Ѳедоровича въ Ропшу, и Баскаковъ остался при немъ въ качествѣ начальника караула, приставленнаго къ нему… За ними вслѣдъ явился Нарцисъ съ Мопсой… И тутъ только вечеромъ государь вспомнилъ странную случайность, странную насмѣшку судьбы!..

Нынѣшній роковой и смутный день былъ двадцать девятое! Петровъ денъ! День его имянинъ! Двадцать лѣтъ праздновался этотъ день торжественно и великолѣпно. При жизни тетки, за все ея царствованіе, этотъ день имянинъ наслѣдника престола праздновался по ея приказанію съ большимъ торжествомъ, нежели пятое сентября. A за свое собственное царствованіе онъ еще ни разу не праздновалъ свое тезоименитство, и въ первый же разъ — вотъ какъ пришлось провести этотъ день!..

XLIII

На утро въ Петербургѣ стоялъ ясный вѣтреный день.

По голубому небу быстро мчались округлыя бѣлыя облака, по временамъ застилая яркое солнце.

Городъ снова ликовалъ, и снова густыя толпы народа заливали со всѣхъ сторонъ Казанскій Соборъ. Въ немъ шелъ молебенъ… Государыня стояла предъ царскими вратами одна, а за ней тѣснились вся знать, весь дворъ, сенатъ и синодъ, и все наличное дворянство. Никто не посмѣлъ отсутствовать, хотя уже были недовольные, одумавшіеся, спохватившіеся или просто смущенные, робѣющіе за темное будущее…

Даже Іоаннъ Іоанновичъ былъ здѣсь въ числѣ господъ сенаторовъ и уже передалъ нѣкоторымъ свое намѣреніе предложить въ первое же присутствіе — воздвигнуть императрицѣ, какъ спасительницѣ отечества, — золотую статую!.. Въ третій разъ!!

Достойный представитель не дворянства, а столичной знати!.. Въ нечиновной толпѣ, въ заднемъ углу собора тоже былъ здѣсь и задумчиво глядѣлъ на все и на всѣхъ юноша Шепелевъ, а около него усердно молилась Василекъ… За все… За все что съ трудомъ, будто не хотя, но все таки дала ей судьба, что отвоевала она себѣ, уступая все всѣмъ!..

Шепелевъ былъ уже вчера арестованъ въ Ораніенбаумѣ, по приказу Григорія Орлова, и къ вечеру освобожденъ Алексѣемъ по просьбѣ Василька, но съ условіемъ выйти въ отставку и выѣхать изъ столицы навсегда. Юноша не горевалъ. Ему и слѣдъ жить въ захолустьи! Онъ представитель исконнаго дворянства, а не безродной знати! A правъ-ли онъ былъ! Не въ томъ дѣло! Онъ ему присягалъ!!..

Послѣ молебна паперть собора гульливо залили блестящія волны сановниковъ, выливаясь изъ главныхъ дверей… Государыня, при громкихъ кликахъ, шагомъ двинулась въ открытой коляскѣ, среди сѣраго моря людского, бушевавшаго на площади…

Въ этомъ морѣ людскомъ, затертый густой кучкой обывателей, стоялъ, дивился на все и охалъ, какъ отъ боли, пріѣзжій мужиченка костромичъ… И вдругъ онъ не стерпѣлъ и спросилъ сосѣда:

— Кто жъ энто такая будетъ?…

— Государыня императрица!

— A какъ же сказывали… — воскликнулъ онъ укоризненно, — что императрица померла! A она вонъ, матушка, въ телѣжкѣ золотой ѣдетъ…

— Дурень! То другая… Ты знать изъ трущобы какой…

— Другая! Ври, ты… Вишь, ей всѣ шапку ломятъ. Стало быть, не другая, а сама наша матушка Россійская, жива и здорова! A баяли, помре!..

— Да, то была Лизавета Петровна, оголтѣлый, и померла. A это Катерина Алексѣевна, тоже императрица, новая.

— Д-да, новая?… Такъ бы и говорилъ. То ино дѣло! Да! Вонъ оно что! Новая?!.. Ну, что жъ, ничего, пущай ее!..

КОНЕЦЪ.

1880