Джуна [Евгений Муляров] (fb2) читать постранично, страница - 52

странно отразилось лицо друга. Джуна в ужасе бросила кисть.

Поздно, поздно! Должное свершится, свер­шилось. На следующий день Джуна узнала, что человек, чье лицо возникло на ее картине из слу­чайных мазков, неожиданно и скоропостижно умер.

Итак, предсказание в стихах и предсказание в картинах. В духовном мире Джуны поэзия и живопись связаны особо. Видение чернобыль­ской трагедии пришло и в виде строчек, требу­ющих расшифровки, и в виде букв, складываю­щихся в слова, и в виде рисунка, сделанного на листе подвернувшегося под руку блокнота.

Вот еще одно предсказание и еще один вари­ант связи словесного и живописного в мире Джуны. На сей раз сюжет картины, так и ос­тавшейся неоконченной, заимствован из притчи «Русалка». В придуманной Джуной истории рассказывается о девушке, погибшей в море. Ее возлюбленный остался на берегу, а она не вер­нулась к нему.

На холсте переливался не высохшими покуда красками старинный корабль. По замыслу живо­писца, другой корабль должен был плыть на­встречу ему. И опять неожиданное видение. Море было нарисовано с самого начала. Ничего в нем не было. Джуна хотела сосредоточить вни­мание зрителей на кораблях, вода служила толь­ко лишь фоном... Но из воды на глазах худож­ника проступает лицо мертвого человека.

Тело мигом объял испуг. Она больше не хо­тела смертей. Довольно мистических превраще­ний. Кистью, по свежей краске, Джуна закра­сила изображение. Все. Нет ни корабля, ни моря. Есть беспорядочные и бесформенные мазки.

Теплоход «Адмирал Нахимов» столкнулся с сухогрузом. Об этом она узнала наутро. Погиб­ли люди. Джуна уверена: не остановись она во­время, допиши картину до конца, жертв было бы намного больше.

Возможно, она права. Мистическая связь между событием и живописным изображением, разумеется, существует. Кто знает, вдруг эта связь двухсторонняя и при определенных усло­виях художник, сам того не желая, уже будет не медиумом, принимающим сигнал, а генератором сигнала?

Существует связь и между словесным и жи­вописным изображениями. Выбери Джуна сюжет чисто живописный — те же старинные корабли, то же море, — может быть, таинствен­ная цепь соответствий не замкнулась бы. Но за вполне нейтральным изображением стояла запи­санная словами история, история с печальной концовкой. Семантика живописной работы ус­ложнилась, соотношение красок и форм подкре­пилось прозаическим сюжетом. А вдруг неза­конченная картина послужила ретранслятором для сюжета притчи? В таком случае Джуна, не­сомненно, права: законченная картина обладала бы способностью к ретрансляции во много раз большей.

Сами картины она строит особым способом: «Те, кто обладает сенсорной чувствительнос­тью, легко обнаруживают сигналы, идущие от моих картин. Я распределяю на них энергию так, чтобы источниками сигналов стали основ­ные композиционные точки. Так легче челове­ку, и не обладающему высокой чувствительнос­тью, получать сигналы, которые я ему посылаю. А в них, поверьте мне, содержится и никогда не иссякает целебная энергия». Следовательно, к живописному сообщению и к сообщению чис­то сюжетному добавляется сообщение энергети­ческое.

Пусть художник руководствовался самыми благими намерениями. В определенных ситуаци­ях энергия его картин может трансформировать­ся, включаться в потоки других энергий, усили­вая их, или по чужому энергетическому потоку проецировать сюжет картины в разные точки пространства и времени.

Тем более живописная практика Джуны да­лека от привычных стандартов. Бывали случаи, когда в творческом порыве она вкладывала в очередную картину энергию с избытком. Од­нажды, пытаясь дать выход накопившимся эмо­циям, она взялась за новую работу. В те вре­мена Джуна не пользовалась кистями или мас­тихином, а втирала краски в холст кончиками пальцев. Труд был настолько напряженным, что у нее даже к концу сеанса разболелась го­лова.

Навестивший ее в этот день друг попросту испугался — картина была перенасыщена энер­гией, от нее било током. Но подлинный ужас ис­пытал он, заглянув на кухню. Излучение оказа­лось таким сильным, что стаканы, стоявшие на кухонном столе, полопались.

Но все же эта глава посвящена не живопис­ным работами Джуны, а ее друзьям. И потому, используя удобный случай, вернемся к рассказу о них. Хотя и следующий эпизод из жизни Джуны кое-что добавляет к пониманию ее жи­вописи.

Друг Джуны художник Виктор Грушеван очень переживал, ожидая того момента, когда станет отцом. Жена его лежала в больнице на сохранении, а он, томясь одиночеством, проси­живал в мастерской Джуны, наблюдая за ее ра­ботой. В ту ночь Джуна писала картину, на ко­торой изображался ребенок в лотосе в окруже­нии моря и гор.

Гость собрался уходить, сославшись на позд­ний час. И в ответ услышал резкое предостере­жение хозяйки мастерской: чтобы ребенок ро­дился здоровым, картину обязательно надо за­кончить сегодня.

—    Врачи сказали, что надо ждать еще две недели, — возразил гость.