До Михайловского не дотягивает. Тема интересная, но язык тяжеловат.
2 Potapych
Хрюкнула свинья, из недостраны, с искусственным языком, самым большим достижением которой - самый большой трезубец из сала. А чем ты можешь похвастаться, ну кроме участия в ВОВ на стороне Гитлера, расстрела евреев в Бабьем Яру и Волыньской резни?.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
во вступлении, — как воздух сотрясался от хохота.» Вообще книга была симпатичная. Карташеву посчастливилось прочесть ее в оригинале лет двадцать назад, когда она только вышла. Теперь вот дождались и перевода. Была в этом итоговом труде мудрость, которой в других книгах Боделя, аграрного историка, писавшего о средневековой Галлии, не было. Симпатична Карташеву была и еще эта измена специализации, устремление за не своим, увлеченность иным предметом, погоня за словом, за летучим словом байки, в котором серьезный Бодель увидел документ. Слово отплатило ему сторицей: книга была афористична, как Экклезиаст, и полна той же печальной мудрости. Мудрость анекдота — вспыхнуло в мозгу Карташева, и он тут же засел за стол. Через какое-то время он очнулся и взглянул на часы. Было 10, он давно должен был приступить к лекции. Схватив портфель, со всех ног бросился он вниз, к машине.
Исторический факультет помещался в очень старом, желтом здании казенного вида, окруженном такими же старыми темными вязами. Во дворике, где чернели под опавшими листьями горбатые скамейки, стоял памятник историку и патриоту, князю Михайле Щербатову, со свитком и толстой палкой. Карташев спешно приткнул свой белый «жигуленок» на свободное место и с портфелем под мышкой вбежал в здание. Аудитория была на первом этаже, студенты уже ждали и не расходились, в помещении стоял смех, стихший при его появлении. Карташев никогда не извинялся за опоздание, он просто кидал портфель на стул и без вступления начинал, вот как сейчас:
— В прошлый раз мы говорили о том, что персонажи средневековых хроник словно бы выступают на сцене, обращаются к некой невидимой аудитории. Все их действия публичны и зависят от одобрения или же неприятия зрителей. Такую роль, следуя определенному канону, заставляют их играть авторы хроник. Но возьмем другой пример — итальянских новеллистов эпохи Возрождения, зачастую повествующих о людях, которых ко времени написания новелл уже не было в живых. Персонажами новелл часто выступают знаменитые насмешники и острословы. Истории из их жизни, удачные розыгрыши пересказываются вновь и вновь, обрастая подробностями, превращаясь в анекдот. Флорентийские забавники действуют словно на подмостках — дурачат тупых монахов, осмеивают князей, смеются ради самого смеха или чтобы потешить площадную толпу. Буффальмакко, художник, прославившийся своими потешными выходками, устраивает один розыгрыш за другим, что часто достаточно сложно технически и связано со значительной потерей времени, как, например, когда будущий живописец прикрепляет к спинкам крупных тараканов свечные огарки, чтобы заставить хозяина поверить в то, что у кровати его подмастерья собрались бесы, и не поднимать на работу Буффальмакко, большого любителя поспать. Что это, как не подготовка спектакля, подготовка тщательная, с установкой декораций и распределением ролей? Пускай действующих лиц здесь всего два — хозяин и озорной подмастерье, но уж этот последний постарается, чтобы о данном им представлении узнало как можно больше народу. Или чего стоит настоящий спектакль, устроенный Буффальмакко при княжеском дворе, когда он должен был представлять символически победу гибеллинов над гвельфами, а он представил все наоборот? Любой случай, любой бытовой эпизод становится зрелищем и привлекает несметные толпы. Вот некто, спустив штаны, жарит на вертеле дроздов, и в него впивается зубами кошка, которую ему удается отвадить одним лишь способом — предложив ей жареных дроздов. И хотя при этом присутствует лишь сам виновник да его жена, тотчас же весть о происшествии разносится по городу и становится предметом анекдотов. Смех ради смеха, зрелище ради зрелища — средневековье обожает действо, и действо вторгается во все сферы жизни…
Серьезная барышня в очках в первом ряду подняла руку.
— Можно ли проводить параллель между шутами и князьями? — задала она вопрос. — Одно дело — непристойности шутов и совсем другое — политика.
— Политика! — с удовольствием повторил Карташев. — Но жареные дрозды — тоже политика. Это вопрос не менее важный, чем мир с Пизой. Шут, охальник — неотъемлемый элемент политики, он влияет на взаимоотношения государств, часто он политику определяет.
— Но ведь буффон… неразумен, он смеется, лишь бы смеяться.
— Шут и буффон — между ними есть разница. Ну-ка, подумайте, кто такой Буффальмакко?
— Шут!
— Ни то, ни другое!
— Ни то, ни другое? — переспросил Карташев, посмеиваясь. — То есть ни рыба, ни дрозд?
Слушатели засмеялись, но барышня в первом ряду осталась серьезной.
— Возможно, вы и правы, — сказал Карташев, обращаясь к ней. — Буффон неразумен по определению. Однако часто шутовство — сознательный отказ от разумности в стране, управляемой безумцами, которые всеми силами стараются выглядеть разумно. Д’Эсте, Скалигеры, Гонзага, Малатеста — несть им числа. Страна, разодранная междоусобицами. Вдумайтесь. Смех здесь — оппозиция, единственно
Последние комментарии
2 дней 4 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 7 часов назад