День сурка И.А. [Алексей Анатольевич Притуляк] (fb2) читать постранично, страница - 2

- Живой, — повторил Петр Алексеевич, доставая из пачки сигарету и солидно чиркая зажигалкой.

- Надо же! — удивилась Вероника Михайловна, обращаясь к двум незнакомым женщинам. — Как мой Васька прям. Он у меня о два месяца тому так же с балкона ухнул, и хоть бы хны.

- По пьяни, небось? — вопросил невесть откуда взявшийся Геннадий — известный всему двору патлатый пьяница в вечной тельняшке.

- Чего? — вытаращилась на него Вероника Михайловна. — Мой Васька не пьет! Он как ты, что ли… Он у меня благородных кровей. Перс!

- Персы вымерли давно, — глубокомысленно изрек Геннадий сквозь нависающие над губами прокуренные усы. — Учи матчасть, старая.

- Сам ты вымер бы, дурак! — огрызнулась Вероника Михайловна и на всякий случай отошла от хмурого Геннадия подальше, отступила за спину Петра Алексеевича.

Между тем, Иван Афанасьевич кое–как поднялся, сменив лежачее положение на сидячее и принялся тревожно рассматривать сломанную руку и ощущать тошнотворный звон в голове.

- У тебя там не закрытый, а открытый перелом, — гоготнул Геннадий, добродушно созерцая незадачливого самоубийцу.

- Нет, — возразила одна из незнакомых женщин. — Закрытый. При открытом кость видно.

И строго добавила, чтобы исключить любые сомнения в своей компетентности:

- Я сестра.

- Чья? — подозрительно осведомился Геннадий.

- Медицинская, — недовольно буркнула сестра.

- Ну что тут у нас? — вопросило новое лицо, появляясь на сцене.

Это было лицо местного участкового — лейтенанта Лиходеенко.

- Лейтенант Лиходеенко, — подтвердил участковый, коротко отдавая честь собравшимся. — Участковый.

Геннадий со скучающим лицом, неуверенной походкой отошел под куст сирени и там сел рядом с мальчиком, унося с собой густой, тугой аромат сивушных масел, минуту назад заливавший сцену, а сейчас последовавший за ним, как мантия за королем, как развевающееся знамя за флагоносцем.

- Да вот, — сказал Петр Алексеевич, как старший дома принимая на себя дипломатические функции. — Упал человек с балкона, видите ли.

- М–м–м? — удивленно протянул лейтенант Лиходеенко.

- Как мой Васька прям, — добавила Вероника Михайловна.

- О–о–о! — неопределенно прозвучал участковый.

- Перс, — добавил из–под сирени Геннадий, которому в присутствии участкового лучше было бы помолчать и не будить лихо.

- А–а–а, — оглянулся на него милиционер Лиходеенко.

- Я не упал, — остановил Иван Афанасьевич поток дезинформации, пролившийся на участкового. — И не с балкона. Я — прыгнул. С крыши.

- У–у–у, — кивнул лейтенант Лиходеенко. — Куда?

- На землю, — удивленно поднял брови Иван Афанасьевич, убаюкивая ноющую руку, нервно сглатывая густую слюну тошноты.

- Ага… — неуверенно произнес участковый и кивнул. — Зачем?

- Хотел покончить с собой, — пояснил самоубийца–неудачник.

- Довели человека! — воскликнула вторая незнакомая женщина, стоящая рядом с медицинской сестрой. — Как обычно у нас: выборы прошли и — всё, никому ни до чего дела нет!

- Это не метод, — покачал головой Петр Алексеевич. — Так мы ничего не добьемся.

- От них вообще ничего не добьешься, — проворчала Вероника Михайловна и кивнула на участкового Лиходеенко, как единственного представителя их. — Вон, вчера еще масло семьдесят стоило, а сегодня уже семьдесят два!

- Да че там масло!.. — сокрушенно покачал головой алкоголик Геннадий.

- Им–то сыто живется, — провозгласил Петр Алексеевич. — Возле кормушки–то и сыто и тепло. Что им до нас!

- Ага, ага, — закивали двое новоприбывших — супруги Киреевы из тридцать четвертого дома. — Вы на эту рыжую сволочь только посмотрите, на Чубайса, какую ряху наел себе на наши денежки!

Иван Афанасьевич кое–как поднялся и скорбно двинулся к подъезду, бережно поддерживая больную руку в состоянии полу–невесомости.

- Шину надо наложить, — отвлекся от митинга Петр Алексеевич.

- Заявлять будете? — спросил участковый.

- Не надо ничего, — отмахнулся Иван Афанасьевич. — Я сейчас…

Кряхтя и постанывая от боли, он кое–как поднялся на пятый этаж, влез по отвесной лестнице на чердак и выбрался на крышу. Снова, лихорадочно цепляясь за вентиляционную трубу, осторожно спустился по покатой крыше и замер на краю. В ушах громко зазвучали «Кони привередливые», то место, где про нагайку и по самому по краю. Иван Афанасьевич подумал, что подобное музыкальное сопровождение не совсем к месту, поскольку совершенно не соответствуют его характеру; приглушил звук.

Внизу собралась уже порядочная группа людей — человек с дюжину, не меньше. Центр группы