Воля павших [Олег Николаевич Верещагин] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

в порядке. — И зажегся свет газового рожка.

В колеблющемся, призрачном свете Немой увидел двух человек, одетых, как горожане — в сероватые просторные рубахи, синие штаны и короткие сапоги с завязками. Девушка лет восемнадцати с переброшенной на грудь великолепной косой держала в правой — уже опущенной, впрочем, руке пистолет, у кряжистого густобородого мужика был наготове самострел. Правда, он тут же опустил свое оружие, в спутанной бороде блеснули крепкие зубы — улыбка.

— Здорово, друг!

Помня об искреннем убеждении Ломка, что объятие без хруста в ребрах не считается, Немой успел подать руку. Ломок немедленно обиделся:

— Что ты мне руки тычешь? Или я не верю тебе, не вижу, что зла в ладони не держишь?! Обидеть не хочешь — так давай обнимемся, да поцелуемся, как заведено…

— Погоди, дядя Ломок, — остановила его девушка, и Немой вдруг понял с изумлением, что это Зоринка. Боги, как переменилась-то за три года! Так выходит, не восемнадцать ей, а шестнадцатый… — Дядя Немой, знаешь, зачем вызывали?

— Догадываюсь, — неохотно ответил Немой. — Ведите давайте.

Запалив от рожка факел, Зоринка пошла впереди. Ломок тащился следом, все бубнил что-то обиженно. Выложенный камнем коридор уводил вниз с еле заметным наклоном.

— Каких людей казнили на площади? — на ходу спросил Немой.

Зоринка передернула плечами под грубой рубахой:

— Не наши, — тихо сказала она. — Стреляли в Капитана. Из самострелов. Глупые…

Немой стиснул зубы. Да, глупые. Он вспомнил, как отлетали от ненавистной брони тяжелые стрелы отца… и как данван подошел почти вплотную и выстрелил.

И он, рожденный в славянской семье, в лесной веске, превратился в хобайна. По крайней мере, так ОНИ думали, не подозревая, что по какому-то странному капризу природы он ЗАПОМНИЛ…

Да, запомнил, хотя больше не помнил ничего из своей прошлой жизни.

Немой стиснул зубы еще сильней и встряхнул головой, выбивая навалившиеся воспоминания. Нет, об этом сейчас нельзя думать.

А в следующий миг стало не до воспоминаний — Немой услышал, как впереди надтреснутый голос повторяет:

— Трук, трук, йа хнесто, йа хнесто… Трук, трук, отфеть хнесто…

— Живой?! — с искренним изумлением выдохнул Немой, даже остановившись.

— Чего ему сделается, — буркнул за спиной Ломок. — Лопатой не прибьешь, нас с тобой переживет…

Но Немой его почти не слушал, потому что они вошли в небольшую комнатку, в которой Немой последний раз был три года назад… и этот же надтреснутый голос тоже звучал здесь, со своим чудным, неистребимым выговором произнося славянские слова.

Тут было совсем светло — горела электрическая лампа. Около установленной на двух сдвинутых вместе столах станции, внутри которой что-то потрескивало и скрежетало, сидел в кресле, обтянутом мягкой кожей, Ялмар Берг, бессменный (и бессмертный, как порой казалось Немому) связист виардхоранских «крамольников». Сухощавый, подтянутый, в черном мундире, на котором во множестве поблескивали непонятные значки, — такой, каким Немой помнил его всегда.

Ялмар Берг появился в городе лет пятьдесят — нет, больше! — назад, когда все еще только начиналось. Рассказывали, что там, откуда он пришел, Ялмар был убийцей и преступником. Но для «крамольников» он оказался настоящим кладом, потому что… потому что дал им связь. Странную, как он сам. Непонятную. Но связь. И надежду.

— Не отвечает? — спросил Немой, сбрасывая плащ.

Ялмар повернул сухое, изрезанное морщинами лицо:

— А, эт-то ты… Пусть Зоринка коворит. Йа попропую снофа… — и, отвернувшись, заговорил в микрофон: — Трук, трук…

— Молчит уже восьмой день, — печально сказала девушка. — Поэтому мы позвали тебя. Надо идти. Помнишь, так уже было, когда он попал в больницу? — Немой кивнул. — Надо хотя бы узнать, что с ним. И где груз…

— Он мог просто умереть, — тихо сказал Немой. И сам ужаснулся своим словам. Если Друг умер… или с ним что-то случилось… тогда они остаются без помощи. Без оружия. Без… Об этом не хотелось думать.

— С чего ему помирать? — недоверчиво спросил Ломок. — Сам же говорил — у них там сила. Как у данванов. Мертвых поднимают!

Пять лет назад серия уколов поставила его на ноги после того, как он получил воспаление легких, провалившись под лед на реке, и с тех пор в нем поселилась твердая уверенность, что помощь они получают на святое дело прямиком из вир-рая, от бога Перуна. Вслух Ломок об этом не говорил, конечно — не горец дикий, горожанин, как-никак! — но легко можно было понять, о чем он НЕ говорит.

— Старость, Ломок, старость, — устало сказал Немой. — Он старый, почти как… — кашлянув, он перебил сам себя.

Но Ялмар насмешливо каркнул:

— Как йа, хотеть сказать?! Этто ферно, старость не попетить. Йа, он мох умирать. Тепе нато итти, Немой. Ты хорошо уметь открыфать канал.

Зоринка уже доставала из сундука у стены одежду. Расстегивая пояс, Немой подумал, что каждый раз боится он этого момента. Каждый раз…

— Хочешь пойти со мной,