Ужасный ребенок [Владимир Васильевич Митин] (fb2) читать постранично, страница - 2

чью-то лысину, мерцавшую впереди.

— Во дает! — восхитился кто-то сзади. — Свой парень, настоящий болельщик!

Я вместе со всеми скандировал: «Оф-сайт! Оф-сайт!» — хотя с непривычки, наверное, произносил «овца, овца!» Теперь мне это было все равно. Я пел вместе со всеми и плясал на чьей-то согбенной спине. Помнится также, что мы дружно разнесли в щепки несколько скамей, а на прощание подожгли стадион.

...Я пишу эти строки, пользуясь утренними лучами солнца, пробившимися сквозь решетчатое окно в моей новой обители. За эти пятнадцать дней и ночей я должен решить: идти ли мне на хоккей?

Ужасный ребенок

В воскресенье мы бежали с женой под холодным дождем мимо дома Витьки Кошелева, моего сослуживца. Хороший товарищ, семьянин, член товарищеского суда. Правда, строговат, я бы даже сказал, несколько аскетичен.

— Давай зайдем, — предложил я подруге жизни, — погреемся. Конечно, насчет «маленькой» у него ни-ни, сухой закон, но чайком горячим побалуемся. Зайдем! Вот обрадуется... Он тут недавно даже с обидой какой-то говорил, журил нас: «Что же вы, чучелы, не заглянете, игнорируете товарища... Нехорошо это, не по-общественному...»

— Неудобно, — стуча зубами от холода, кокетничала жена, — нагрянуть этак экспромтом, не позвонив. Посмотри, у меня нос не посинел?

— Как стиральный порошок, — проскрежетал я, отбивая «ча-ча-ча» на тротуаре. — Бежим. Нагрянем к Кошелеву.

Через несколько минут мы стучали и звонили в дверь Витькиной квартиры.

— Кто там? — тоненько спросили из-за двери.

— Откройте! — сказал я. — Это друзья Виктора Кошелева.

— Подождите, — отозвался голосок, — я табурет принесу, а то не достаю.

После долгой возни, шебуршания и лязга дверь отворилась. Потирая ногу, на табурете стоял мальчик лет шести.

— Ну, здравствуй, — сказали мы. — Как тебя зовут?

— Саша, — буркнул мальчик. — Здоровеньки булы. Пузырек принесли?

— С ментоловыми капельками? — сюсюкнула жена.

— Ага, с каплями молочка от бешеной коровки, — сказал мальчик, унося табурет на кухню.

Несколько шокированные, мы вошли в комнату и сели на тахте. Тут же появился Саша. Он нес тарелочку с огурцами.

— Вот, — сказал Саша, — выпьем на нервной почве.

— Как? — опешил я. — Как это на нервной почве?

— Не знаю, — ответил Саша. — А можно еще на базе технического прогресса.

— Скажи-ка, — растерялись мы, — ты сказал «на базе»?

— Угу. — Он кивнул. — Это когда самогон два раза пропускают через аппарат новой конструкции. Получается отличный первач. — Саша щелкнул себя по горлу тонким указательным пальцем. — Вы посидите, а я пока в солдатики поиграю.

— Давай, давай, — приободрился я. — В солдатики — это очень хорошо...

Мы немного отходили от холода, туманчик в наших головах мало-помалу рассеивался. Саша что-то передвигал на маленьком столике, бормоча под нос. Я прислушался.

— Не ходи одна, — произнес Саша громче, — а ходи с провожатой... Раз, два, три. Как же ты ходишь, сучья лапа? С трефей надо ходить, с трефей!

Привстав, я увидел на столике трех оловянных пехотинцев, стоявших навытяжку перед кучками замызганных игральных карт.

— Ты никак пасьянс раскладываешь? — изумилась жена, — Где же ты научился?

— Без двух, — продолжало дитя, увлеченное игрой. — Иван Егорыч, ты играешь, старина, как совершенный сапожник. Да-с. И фунт прованского масла!

Мы снова похолодели. Посовещавшись шепотом, мы решили позвонить другим знакомым, жившим неподалеку, и посидеть у них.

— А на кладбище все спокойненько, — запел Саша, раскладывая карты, — от общественности вдалеке... Все культурненько, все пристойненько...

Я вздрогнул и, оглядываясь, набрал номер.

— Привет, — сдавленным голосом сказал я. — Это Дмитрин говорит. Можно к тебе зайти?

— И закусочка на бугорке! — пронзительно закричало дитя. — А я знаю, кем вы работаете. Вы Дмитрин, да? Вы самый первый на работе, да?

— Ну, — я положил трубку, радуясь такому обороту разговора, — наверное, не первый, но...

— Первый, первый, первый! Дмитрин — первый аферист в управлении...

Мы опрометью выбежали в переднюю.

— Давить надо таких, как Дмитрин! — донеслось из комнаты. — Заходите вечерком — дрызнем, дерябнем!

Мы неслись по лестнице, а из квартиры еще слышалось:

— По маленькой, по маленькой, чем поят лошадей...

В подъезде мы чуть не сбили с ног Кошелева-старшего. Сашин папа расставил широко руки со свертками и бутылями и пошел на нас врукопашную, но вдруг остановился, спрятал покупки за спину и сладко сказал:

— Друзья! Ко мне? Благодарю, благодарю. А я вот только с семинара, с лекции в университете культуры. Шел и все думал: вот бы Дмитрины на огонек завернули. Но куда же вы?! А? Зайдем. Чайку выпьем. Или партию в шахматы, а? В лото можно...

Я хотел дать ему по зубам, но воздержался. Как-никак общественник, член товарищеского суда. И суров, суров, каналья...

Плевое дело

Ухаживая за своей будущей женой, я поклялся построить ей замок... Он оказался воздушным: из стен дуло, все трубы текли, а потолок дал трещину глубиной