Жена декабриста [Марина Семеновна Аромштан] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (54) »
***
Бабушка оказалась права: за ним действительно пришли — в сорок восьмом. В дверь звонили и стучали — беспорядочно и напористо. — Открывайте. К Давиду Файману. Ордер на арест. — Бог мой! — бабушка открыла дверь. — Где он? Слова застряли у бабушки внутри, превратив горловые жилы в натянутые веревки. Гости шагали широко — так широко, как можно шагать по семиметровой комнате, заглядывали под кровать и под стол. — Ну, так что? — голос звучит с нескрываемой угрозой. Бабушка с трудом выдавила слова наружу: — Его нет. — Где прячется? — Он не прячется. — Бабушка вдруг замолкла. Но потом сглотнула и добавила: — Он умер. — Умер, говоришь? А может — в сортире сидит? Со страху в штаны наложил? Бабушка заставила себя сдвинуться с места, подошла к старому деревянному буфету, вытянула наружу маленький ящичек и стала искать в глубине. Ящичек сопротивлялся и поскрипывал, пытаясь утаить сокровенное. Но рука, наконец, нащупала в ворохе бумажек нужную. — Пять лет назад. В сорок третьем. Вот похоронка. Похоронка пришла на чужое имя — ведь во время войны бабушка уже не была дедушкиной женой. Бумагу принесла Маня, двоюродная дедушкина сестра. — Вера! Давид тебя любил. Оставь это себе. Тот, что был главным, хмуро взял похоронку и стал читать. «…рядовой… погиб в сражении под городом Орел при обороне деревни… Похоронен…» — Эй, прикрепи к делу. — Он сунул бумажку другому, развернулся и направился к выходу, бормоча сквозь зубы: — Жиды чертовы. Умер он! Остальные двинулись следом. Кто-то мимоходом пнул ногой стул. Бабушка — все так же медленно — подняла его и села. А потом, глядя мимо мамы пустыми глазами, сказала: — Где бы мы были, останься он жив? Он умер — и это лучшее, что он мог для нас сделать.Глава 3
— Предала! Предала! Предала! Я знаю: маме больно это слышать, — и получаю злое удовольствие. Разговоры о бабушке — это моя подростковая месть. В данный момент — за то, что мама не пустила меня в бассейн. Все девчонки поехали, а я — нет. Нельзя плавать в бассейне просто так. Бассейн без тренерских групп — опасное место. Там могут облапать. Она никуда меня не пускает: боится, что я потеряю невинность. Она все время учит меня, как надо себя вести. Как должна вести себя девушка. И я думаю — с обидой и раздражением: у нее устаревшие взгляды на жизнь. Разве она может меня учить? Она даже не сумела удержать рядом с собой отца.***
Я помню, как уходил отец — не глядя на маму, деловито, без видимой спешки, аккуратно укладывал вещи в рюкзак: на дно — тяжелое, в карман — ложку с миской. Так, чтобы не гремели. Мама позвала нас с Витькой обедать, а отец все собирался. Она сказала: — Может, поешь? — Некогда. Куда он торопился? Потом заглянул в кухню, кивнул — непонятно кому: — Все. Пока. Напишу. И ушел. Мне было тогда пять лет. Но я это помню.***
Я вообще хорошо его помню. Такой большой, веселый, весь в снегу. Наш дом стоял в овраге. Зимой склоны оврагов превращались в настоящие высокие крутые горки — с ледяными накатами и трамплинами. Иногда по выходным отец гулял со мной и братом. Он обожал кататься на санках. И всегда выбирал санки без спинки. — Эй, команда! Налетай! — кричит он, плюхаясь животом на сиденье. Мы с восторгом устраиваемся на его огромной спине. — Ну, поехали! — отец объявляет о старте с веселой угрозой и начинает отталкиваться руками, направляя санки к обрыву. Мы тихонько поскуливаем от удовольствия, вцепляясь в его куртку, и пытаемся усесться понадежнее. Санки, достигнув критической точки, вздрагивают и ныряют носом вниз, с каждой минутой разгоняясь все больше. Отец ловко направляет их движение, отталкиваясь то руками, то ногами. Мы уже верещим в голос, и отец, заставив санки подпрыгнуть на трамплине, наконец сбрасывает нас в снег. А сам мчится ' дальше, совершая немыслимые виражи вокруг одиноких берез и продлевая санный путь до рекордной отметки — к восхищению окружающей публики. Потом мы вваливаемся домой, мокрые, с ног до головы облепленные снегом. — Это что за три поросенка явились? — с притворным недовольством спрашивает мама. — Нет, два поросенка и белый медведь! Вот я сейчас вас веником! Она начинает обметать с нас снег, мы увертываемся, а отец под сурдинку норовит сунуть ей за шиворот заготовленный снежок. — Ой! — взвизгивает мама. — Вот я тебе задам! — и шлепает веником по его плечам и спине. Он легко и- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (54) »
Последние комментарии
23 часов 4 минут назад
1 день 5 часов назад
1 день 5 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад